Шрифт:
Никогда в жизни Рилле еще не доводилось видеть такой безропотной покорности, как та, с которой двое больших людей подчинились этой миниатюрной женщине. Они вышли, не выразив протеста ни словом, ни взглядом. Когда дверь за ними закрылась, миссис Матильда Питман беззвучно рассмеялась — да так, что даже затряслась от смеха.
— Забавно, правда? — сказала она. — Я, как правило, позволяю им дойти до последней черты, но иногда мне все же приходится их осаживать, и тогда я делаю это рывком. Они не смеют мне перечить, так как у меня изрядное состояние, и они боятся, что я не завещаю им его целиком. Так оно и будет. Кое-что я им оставлю, но не все, просто чтобы их позлить. Я еще не решила, на что завещать эти деньги, но скоро мне придется принять решение, так как после восьмидесяти дни человека уже сочтены. Ну, одевайся и не торопись, моя дорогая, а я спущусь и присмотрю за этими противными сквалыгами. Какой красивый ребенок! Твой братишка?
— Нет, это солдатский младенец, за которым я ухаживаю, так как его мать умерла, а отец на фронте, — ответила Рилла негромко.
— Солдатский младенец! Хм! Ну, мне лучше улизнуть поскорее, пока он не проснулся, а то, наверное, заревет, когда меня увидит. Детям я не нравлюсь… никогда не нравилась. Не помню, чтобы какой-нибудь малыш когда-нибудь подошел ко мне по собственному желанию. У меня никогда своих детей не было. Амелия — моя приемная дочь. Что ж, я была избавлена от кучи хлопот. Если я не нравлюсь детишкам, они не нравятся мне, так что мы квиты. Но ребенок, в самом деле, очень красивый.
В этот самый момент Джимс проснулся. Он открыл большие темные глаза и, не мигая, уставился на миссис Матильду Питман. Потом он сел, заулыбался так, что на его щеках появились восхитительные ямочки, и сказал очень выразительно, обращаясь к Рилле:
— Квасивая тетенька, Вилла, квасивая тетенька!
Миссис Матильда Питман улыбнулась. Даже те, кому за восемьдесят, неравнодушны к похвалам.
— Говорят, что устами младенцев и глупцов глаголет истина, — сказала она. — В молодости мне часто делали комплименты… но их слышишь все реже, когда доживешь до моего возраста. Я ни одного уже много лет не получала. А этот комплимент очень приятный. Но уж поцеловать-то меня ты, проказник, я думаю, не захочешь.
И тогда Джимс сделал нечто совершенно удивительное. Он был довольно сдержанным малышом и скупым на поцелуи даже по отношению к обитателям Инглсайда. Но тут он, без единого слова, вскочил на ноги на матрасе — пухленький, маленький, в одной лишь нижней рубашонке, — подбежал к изножью кровати, с размаху обнял миссис Матильду Питман за шею и в дополнение к своим медвежьим объятиям три или четыре раза от души, сочно чмокнул ее в щеку.
— Джимс! — запротестовала Рилла, ошеломленная его дерзостью.
— Не мешай ему, — распорядилась миссис Матильда Питман. — Ну до чего ж приятно видеть кого-то, кто меня не боится. Меня все боятся… и тыбоишься, хоть и пытаешься это скрыть. А почему? Конечно, Роберт и Амелия боятся потому, что я их нарочно запугиваю. Но другие люди тоже всегда боятся… как бы вежлива с ними я ни была. Ты собираешься оставить этого ребенка у себя?
— Боюсь, что нет. Скоро вернется домой его отец.
— А человек-то он хороший? Отец, я хочу сказать…
— Ну… он добрый и отзывчивый… но он беден… и боюсь, бедным и останется, — запинаясь, объяснила Рилла.
— Понимаю… непрактичный… не может ни заработать, ни накопить. Ну, я подумаю… я подумаю. Есть у меня идея. Хорошая идея… и вдобавок заставит Роберта и Амелию передернуться. Хотя, заметь, что и сам ребенок мне нравится, так как меня не боится. О такоммалыше стоит позаботиться. Ну, одевайся, как я тебе велела, и спускайся в кухню, когда будешь готова.
После падения и утомительного пешего перехода накануне вечером у Риллы ныло все тело, но она постаралась поскорее одеться сама и одеть Джимса. Когда она спустилась в кухню, на столе уже стоял горячий завтрак. Мистера Чапли нигде не было видно, а миссис Чапли с мрачным видом нарез ала хлеб. Миссис Матильда Питман сидела в кресле и вязала серый солдатский носок. На голове у нее по-прежнему был капор, а на лице торжествующее выражение.
— Садитесь к столу, милые мои, и хорошенько позавтракайте, — распорядилась она.
— Я не голодна, — сказала Рилла почти умоляюще. — Думаю, я и есть-то не смогу. И нам пора отправляться на станцию. Скоро придет утренний поезд. Пожалуйста, извините меня и отпустите нас… я возьму только кусок хлеба с маслом для Джимса.
Миссис Матильда Питман игриво погрозила Рилле вязальной спицей.
— Садись и позавтракай, — сказала она. — Миссис Матильда Питман тебе приказывает! Все слушаются миссис Матильду Питман… даже Роберт с Амелией.
Рилла подчинилась. Она села за стол и — таким могучим было влияние гипнотического взгляда миссис Матильды Питман — позавтракала не без аппетита. Покорная Амелия не проронила ни слова; миссис Матильда Питман тоже не говорила, но усердно вязала, посмеиваясь про себя. Когда Рилла позавтракала, миссис Матильда Питман свернула свое вязанье.