[418] Второе — относящееся к рабству — место гласит:

«Подобного рода профессии» (профессии ремесленника и работника мануфактуры) «считались» (во многих античных государствах) «подходящими только для рабов, и гражданам воспрещалось заниматься ими. Даже в тех государствах, где такого запрещения не существовало, как, например, в Афинах и в Риме, народ был фактически отстранен от всех тех профессий, какими ныне обычно занимаются низшие классы городского населения. Этими профессиями в Риме и в Афинах занимались рабы богачей, причем они занимались ими в пользу своих господ, богатство, могущество и покровительство которых делали для свободных бедняков почти невозможным находить сбыт для своих изделий, когда эти изделия конкурировали с изделиями рабов богача. Но рабы редко бывают изобретательны, и все важнейшие усовершенствования в промышленности, облегчающие и сокращающие труд, в виде ли машин или в виде лучшей организации и разделения труда, были изобретены свободными людьми. Даже если бы какой-нибудь раб придумал и предложил какое-либо усовершенствование такого рода, его хозяин был бы склонен усмотреть в этом проявление лени и желания сберечь свой труд за счет хозяина. Бедного раба вместо награды ожидали бы, по всей вероятности, лишь ругательства, а может быть, даже и побои. Поэтому в тех предприятиях, где применяется труд рабов, для выполнения одной и той же работы приходится, как правило, затрачивать больше труда, чем в предприятиях, применяющих труд свободных людей. Вследствие этого изделия предприятий первого рода должны были, как правило, быть дороже, чем изделия предприятий второго рода. Монтескье замечает, что рудники Венгрии, не будучи более богатыми, чем находящиеся по соседству с ними рудники Турции, всегда эксплуатировались с меньшими издержками и, следовательно, с большей прибылью. Турецкие рудники эксплуатируются при помощи рабов, и руки этих рабов представляют собой единственные машины, до которых додумались турки. Венгерские рудники эксплуатируются при помощи свободных людей, которые употребляют большое количество машин для облегчения и сокращения своего труда. Судя по тому немногому, что нам известно о ценах промышленных изделий во времена греков и римлян, изделия высокого качества были, по-видимому, чрезвычайно дороги» (цит. соч., книга IV, глава 9; перевод Гарнье, том III, стр. 549–551) [Русский перевод, том II, стр. 228–229].

* * *

А. Смит сам пишет в 1-й главе IV книги [91] :

«Господин Локк отмечает различие между деньгами и всяким другим движимым имуществом. Все другие движимые предметы, говорит он, столь непрочны по своей природе, что нельзя особенно полагаться на богатство, состоящее из них… Деньги, напротив, — надежный друг» и т. д. (там же, том III, стр. 5) [Русский перевод, том II, стр. 10].

И далее там же, на стр. 24–25:

«Предметы потребления, говорят нам, быстро уничтожаются, тогда как золото и серебро более долговечны по своей природе, и если бы их не вывозили постоянно за границу, то эти металлы могли бы накопляться из столетия в столетие, что невероятно увеличило бы действительное богатство страны» [Русский перевод, том II, стр. 17].

Приверженец монетарной системы мечтает о золоте и серебре потому, что они — деньги, самостоятельное бытие меновой стоимости, ее осязательное бытие, и притом неразрушимое, вечное бытие ее, поскольку им не позволяют стать средством обращения, всего лишь мимолетной формой меновой стоимости товаров. Накопление золота и серебра, нагромождение их, образование сокровищ являются поэтому тем способом обогащения, который проповедует монетарная система. И, как я показал при помощи цитаты из Петти [92] , даже другие товары ценятся здесь только в той степени, в какой они более или менее долговечны, т. е. в какой они остаются меновыми стоимостями.

И вот, А. Смит, во-первых, повторяет то же самое соображение об относительно большей или меньшей долговечности товаров в том месте, где он говорит, что потребление может быть более полезным или менее полезным для образования богатства в зависимости от большей или меньшей продолжительности существования предметов потребления [93] . Таким образом, здесь у него проглядывают представления монетарной системы, и так оно и должно быть, ибо даже при непосредственном потреблении у обладателя товара остается задняя мысль о том, что [419] предмет потребления продолжает быть богатством, товаром, следовательно единством потребительной стоимости и меновой стоимости, а это зависит от степени долговечности потребительной стоимости, следовательно от того, что в ряде случаев потребление только постепенно и медленно лишает данную потребительную стоимость возможности быть товаром, или носителем меновой стоимости.

Во-вторых: В своем втором различении между производительным и непроизводительным трудом Смит целиком возвращается — в более широкой форме — к различению, проводимому монетарной системой.

Производительный труд «фиксируется и овеществляется в каком-либо отдельном предмете, или товаре, который можно продать и который существует, по крайней мере, некоторое время после того, как сам этот труд уже прекратился. Это есть, так сказать, определенное количество труда, скопленное в процессе его овеществления и хранящееся в резерве, чтобы быть использованным, если понадобится, при каком-либо другом случае». Напротив, результаты непроизводительного труда, или выполняемые им услуги, «обычно исчезают в самый момент их выполнения и редко оставляют после себя какой-либо след или какую-нибудь стоимость, за которую можно было бы впоследствии получить равное количество услуг» (книга II, глава 3, издание Мак-Куллоха, том II, стр. 94) [Русский перевод, том I, стр. 278–279].

Следовательно, Смит проводит то же различение между товарами и услугами, какое монетарная система проводит между золотом и серебром, с одной стороны, и всеми другими товарами, с другой стороны. Также и у Смита различение проводится с точки зрения накопления, но накопление мыслится уже не в форме образования сокровищ, а в реальной форме воспроизводства. Товар уничтожается в потреблении, но при этом он вновь порождает товар более высокой стоимости или, при ином применении его, он сам является такой стоимостью, на которую могут быть куплены другие товары. Свойством самого продукта труда является то, что он существует в виде потребительной стоимости более или менее долговечной, а потому способной к повторному отчуждению, существует в виде такой потребительной стоимости, в которой он оказывается пригодным для продажи полезным предметом, носителем меновой стоимости, товаром, или, по сути дела, деньгами. Услуги непроизводительных работников не становятся вновь деньгами. Услугами, за которые я плачу адвокату, врачу, попу, музыканту и т. д., государственному деятелю, солдату и т. д., я не могу ни уплатить долги, ни купить товар, ни купить труд, создающий прибавочную стоимость. Эти услуги исчезли совершенно так же, как исчезают преходящие предметы потребления.

Итак, Смит утверждает в сущности то же самое, что и монетарная система. Последняя считает производительным только тот труд, который производит деньги, золото и серебро. У Смита производительным является только тот труд, который производит деньги своему покупателю; разница лишь в том, что Смит обнаруживает во всех товарах присущий им денежный характер, как бы он ни был в них прикрыт, тогда как монетарная система видит его только в том товаре, который представляет собой самостоятельное бытие меновой стоимости.

Это различение основывается на самой сущности буржуазного производства, так как богатство не равнозначно потребительной стоимости и богатством является только товар, потребительная стоимость как носительница меновой стоимости, как деньги. Монетарная система не понимала, что эти деньги создаются и умножаются посредством потребления товаров, а не посредством превращения их в золото и серебро, в которых товары кристаллизуются как самостоятельная меновая стоимость, но в которых не только утрачивается их потребительная стоимость, но и остается без изменения величина их стоимости.