– Грым-брым-брым-ферфлюхтер-русише-швайне-брым-грым-брым.

– Хоре, пацаны кино мочить, че за херня происходит, может, расскажете?

– Грым-брым-брым-ферфлюхтер-русише-швайне-брым-грым-брым.

– Пацаны хватит выёживаться, я ж могу и в тыкву дать, да так, что голова в трусы провалится, и памперс не поможет. Что происходит, где я, кто вы?

– Грым-брым-брым-ферфлюхтер-русише-швайне-брым-грым-брым.
– произнося эту нечленораздельную (фу, какое слово) фразу, немцеприкинутый, берет свою ружбайку поудобней, и хрясь мне по башке.

В глазах заплясали не то, что бы звездочки, а целые галактики нахрен, я столько звезд и ясной ночью не видал. Реконструкторы хреновы офигели чтоли?

– Ты че с дуба рухнул, верблюдофил долбанутый, - говоря я и отряхая голову и форму от землицы (прикиньте по моему, это чернозём). У тя что лишние яйца завелись, - и буром пру на того, тот почему-то чуть сел на очко, и взглядом другого просит ему помочь.

Рывком выхватываю ружбайку (офигеть, она какая-то, необычная), и наотмашь хреначу фулюгана по башне, второй снимает с плеча свое ружье. Карамультук у него точная копия того, что у меня в руках, он пытается передернуть затвор, да куда там ему, хренанасеньки, прикладом "получи фашист гранату". Оба фулюгана лежат у моего окопа (щели, ячейки - выберите нужное) разинув пасти.

– Не пацаны в чем дело, я в натуре что ли в танке?

Второй прям лежа опять тянется ручонками очумелыми к ружбайке, хрясь получает прикладом в солнечное сплетение, минуты три высокооктанового оргазма обеспечены.

Фулюганы Вилли и Рулле (по карлсонски) валяются и зло смотрят на меня, я в руках как дикарь дубину, держу их ружьецо, второе лежит за спиной.

Они не то, что бы, не отвечают мне, но их ответ это какое-то бормотание причем по немецки, вот утырки.

– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, - кто-то, кого-то зовет, осматриваюсь, ко мне идет мужичок в такой же форме, как и моя.

Оглядываюсь вокруг, старлея нигде не видно, че и у этого глюки, где ж они старлея увидел.

Тот прет на меня как паровоз:

– Товарищ командир, значит, мы только двое выжили, тут по полю, такие же как эти немцы ходят, добивают наших.

– Это кто командир, я что ли?

– Товарищ старший лейтенант, что с вами, вас по моему контузило, у вашей ячейки немец мину с миномета положил, я думал вас в куски, а у вас значит только контузия.

– Ты кто боец?

– Рядовой Василь Тыгнырядно.

– А я кто?

– Как кто, старший лейтенант Каримов.

– Слышь Васек, а число сегодня, какое?

– Двадцать четвертое июня, второй день немец прет, вчера вечером вы с группой пограничников вышли к нашему батальону, а у нас комроты три убило, и комбат (как старший по званию) вам приказал принять роту, а теперь роты нет, да и батальона тоже.

Я тупо сел, дочитался блин Конторовичей, Конюшевских, Логиновых, мне сниться, или я реально попал в 24 июня 1941 года?

– Васек ущипни меня.

Васек подошел и сделал какое то ласкательное движение.

– Рядовой Тыгнырядно, вам, что приказ непонятен? Приказано ущипнуть командира, япона мать.

И этот сукин сын, мне чуть бок не оторвал, нет блин, не сниться, от такой боли мертвый проснулся бы нафиг. Значит все-таки я в 1941, очень хреново, Машуня осталась на берегу моря, а я тут.

Блин знал бы, что сюда попаду, я бы себе в голову схемы ППС, ИС-2, Б-29 (или как там амерский бомбоносец обзывался) ядрен батона, и т.д. напихал бы. А так я только нарисовать могу ППС (я ни разу не Рубенс) мой ППС ничем от МП-38 отличаться не будет, короче Иосифу Виссарионычу я как бензонасос от мерседеса W-210 нужен, ну или как вариант как кресло от Боинга 777, то есть нафиг не нужен.

– Товарищ старший лейтенант, давай те уж немцев прибьем, и пойдем от греха подальше в лес. А то маячим тут как три тополя на Плющихе (блин, мне показалось, или тогда так говорили?).

– Хорошо и как?

– Ну вы своего сперва прикладом по кумполу, как без чувств будет или штыком или душите.

Синхронно опускаются приклады, хрясь, потом боец достет нож и одним ударом предварительно нащупав нужное межребрие, делает из немца труп. А мне очковано, на границе убивать не пришлось, и по жизни бог миловал, никого (даже животных) не убивал, максимум как-то машиной лягуху слепешил.

– Рядовой Тыгнырядно, тем же макаром оприходуй и этого, - и Васек так же по-крестянски неторопливо прирезал и второго. Потом очистили от барахла мертвых немцев, им-то теперь шмотье нафиг не нужно.

– Все товарищ лейтенант, идем по-за кустами к лесу, метров через пятьдесят придется немного проползти.

И мы короткими перебежками преодолели кусты, и тут я опомнился, Васек держал карабин немецкий как положено, да еще и патрон в ствол дослал, а я как придурок держал его как дубину за ствол. И я перехватил фашистское оружие как Васек, да и патрон тоже дослал в ствол, наконец, кусты кончились и до леса метром пятьдесят почти открытого пространства. Но как говорится, дома и стены помогают, а раз как пока 1941, то я тут не гастарбайтер, а самый настоящий представитель хозяев страны, короче нам не стены, трава помогла. И скрываясь в траве, как два агрессивных червяка мы доползли до леса, затем еще проползли чуток, и рванули бегом.