Ждать пришлось недолго. Гейвин только что получил приказ наступать на юго-восток на помощь защитникам Сен-Вит. Он не собирался больше терять время на этом немецком предмостном укреплении, которое необходимо было взять прямо сейчас, что и приказали сделать полковнику Такеру. Тот, в свою очередь, приказал командиру 1-го батальона подполковнику Харрисону силами двух уже находящихся под Шене рот осуществить ночную атаку. Харрисон поспешил в Шене и провел экстренное совещание. Офицеры молча слушали Харрисона, и их тревога все возрастала по мере того, как они понимали, чего от них хотят. Ставилась задача занять укрепленную деревню, имея при этом из тяжелого вооружения только два истребителя танков. А необходимо было пересечь полосу земли — лишенную вообще какого-либо прикрытия, зато опутанную заграждениями из колючей проволоки, — вверх по склону горы и атаковать позиции 2-го полка панцергренадеров Зандига, у которых имелась, как десантники уже успели узнать на собственном опыте, самоходная штурмовая артиллерия.

Но приказ есть приказ, надо выполнять. Офицеры разошлись отдавать команды своим солдатам, скрючившимся в наскоро вырытых окопах. Солдаты выслушивали их в том же молчании, что и сами офицеры — подполковника, но глаза их при этом в страхе смотрели за спину офицерам — на деревню, молча возвышавшуюся на вершине холма. В 19:30 над дорогой выстроился атакующий отряд. Самоходки стояли на самой дороге. Пехотинцы осторожно двинулись вперед по расхлябанному полю. Единственными звуками было тяжелое дыхание солдат и время от времени — случайный лязг оружия. Страх за предстоящее висел надо всеми.

Застрочил одинокий пулемет; белая трассирующая очередь протянулась к наступающим. Где-то раздалась команда офицера, и темп наступления ускорился. Голубое пламя сверкало из выхлопных труб самоходных орудий, когда они набирали скорость. Вот наступающие силы приблизились к той самой полосе голой земли непосредственно перед деревней. Огонь обороняющихся усилился. Пулемет переднего самоходного орудия начал поливать подход к деревне огнем. И тут открыли огонь 20-миллиметровые зенитки противника.

Четыреста метров открытого пространства планировалось преодолевать четырьмя волнами с интервалами между ними в пятьдесят метров, в надежде, что темнота послужит достаточным прикрытием. Первая волна была готова. Немцы — тоже. Когда солдаты бросились вперед, спотыкаясь в темноте, противник открыл интенсивный и точный огонь. Вся деревня сверкала яростными вспышками. И через секунду град свинца обрушился на десантников. Солдаты падали по всему полю с криками, стонами, руганью, прижимая руки к изуродованным лицам, перебитым коленям, простреленной груди. В наступающей шеренге образовались прорехи. Но солдаты продолжали двигаться вперед — минуту… две… три. Потом они дрогнули и бросились прочь от этой кошмарной стены огня, ломясь сквозь вторую волну атаки, сбивая в темноте своих товарищей, с одной-единственной мыслью — бежать отсюда!

Вторая волна храбро продолжала двигаться вперед. Но настала и их очередь. Пулеметы вверху на горе снова завели свою песню смерти. К ним присоединились зенитки. Навстречу наступающим потянулись зигзагообразные полосы очередей. И опять в шеренге образовались прорехи, и опять солдаты дрогнули и побежали.

Но пришла поддержка. Самоходные орудия добрались до верха горы и открыли огонь. На мгновение в полосе вспышек выстрелов можно было разглядеть очертания бронированных машин, но тут же их снова скрывала темнота. Постепенно обстрел 90-миллиметровыми снарядами с близкого расстояния оказал свое воздействие, и интенсивность неприятельского огня спала.

Пришел черед роты C. Солдаты храбро устремились в гору. На этот раз, несмотря на тяжелые потери, наступающие не дрогнули. Они храбро прошли почти весь открытый участок, и вдруг повсюду раздались крики и ругань. По всему полю наступающие спотыкались и падали, наткнувшись на проволочные заграждения. Кусачек у солдат не было, и атака захлебнулась.

Самоходные орудия подошли еще ближе и усилили огонь. Настала очередь четвертой волны атаки. И солдаты вновь двинулись вперед, ступая по трупам убитых. Однако к этому моменту уже сказался результат обстрела американских истребителей танков. Вражеский огонь заметно ослабел. Солдаты опять падали, но уже не так часто, как в первых волнах атаки, и вот уже наступающие добрались до домов. Выскочил немец; с десяток солдат открыли огонь на ходу, и он упал. Выбежал еще один, и командир дал по нему очередь из автомата. Тот свалился наземь без единого звука. Американцы вошли в деревню. Вне себя от злости на собственное командование, поставившее непосильную задачу, на немцев, поубивавших столько их товарищей, и на весь мир, где такое происходит, они жестоко подавляли теперь любое сопротивление. Немецких защитников деревни пристреливали без жалости, и те спешно бежали в дома второй линии, отстреливаясь на ходу.

Атака окончилась. Оставшиеся в живых офицеры собрали выживших солдат и приказали им закрепиться и создать как можно более надежные оборонительные позиции на оказавшемся в их руках пятачке, чтобы продержаться до прихода подкрепления. Солдаты покорно принялись за работу, не обращая уже внимания на пули, бьющие по стенам домиков.

Тишина опустилась на санаторий под Стумоном. На первом этаже разгромленного дома усталые американские солдаты устраивались на ночлег посреди развалин. Внизу, в подвале местные жители тоже пытались уснуть, успокаивая себя тем, что отец Анле обещал, что на следующий день всех их эвакуируют и это — последняя ночь в таком положении.

Незадолго до полуночи началась контратака немцев. С громкими криками они бросились вниз с горы, стреляя на ходу. В санатории мгновенно началась паника. В подвале женщины пытались успокоить детей, старики прижимали руки к груди или кусали пальцы, чтобы не кричать, а монашки носились из одного конца комнаты в другой.

Над ними, на первом этаже, творилась полная неразбериха, раздавались прямо противоположные приказы, солдаты носились туда-сюда в темноте, падая наземь один за другим. В главном коридоре застрочил автомат, который тут же вызвал на себя ответный огонь немцев. Пули заплясали по стенам.