Шрифт:
— Постоянно. Только пока ты думаешь о смерти, ты не умрешь. Самое опасное, когда думаешь, думаешь… и потом уже никаких других мыслей не остается. Так что я вроде из последних сил держусь. Пока я еще могу об этом думать.
— То есть когда-нибудь снова наступит момент, когда ни о чем другом ты думать не сможешь?
— Может быть и наступит. Откуда же мне знать. Кстати, знаешь что? Я придумала новый способ умереть. Уходишь зимой в горы. В своей самой лучшей одежде поднимаешься на вершину. Там отпиваешь три глотка виски, а потом, как обычно, жуешь Гиминал или Броварин, пока во рту не станет сладко, и засыпаешь тут же, в снегу. Понимаешь, к чему я клоню? В этом случае твое тело сохранится красивым. Ну, разумеется, при условии, что его найдут до весны, пока снег не растает.
— Ты хочешь оставаться красивой даже после смерти?
— Конечно! Любая настоящая женщина этого хочет, покуда есть кому себя показывать, разве не так?
— Понятно. А твой молодой человек посмотрит на твое красивое мертвое лицо и начнет раскаиваться. И нести ему на себе этот крест всю оставшуюся жизнь. Вот такая изощренная месть в духе Рэйко.
Рэйко слегка покраснела и взглянула на меня.
— Какая-то ты сегодня больно въедливая.
— Тебе неприятно?
— Нет, мне все равно. Просто ты слишком хорошо меня знаешь. Так что даже противно…
Кончиком желтоватого ногтя Рэйко стряхнула пепел на землю и чуть лукаво спросила:
— Кстати, Кёко, у тебя ведь вроде парень завелся?
Я ответила уклончивой улыбкой, вытащила из ее пачки сигарету и закурила.
— Я не хочу спрашивать у тебя, кто это, и тому подобные бестактные вещи… — продолжала Рэйко. — Но в последнее время ты стала такой… женственной! Прямо сияешь вся.
— Женственной? В каком смысле?
— Ну… Как бы это лучше сказать. Как будто у тебя внутри заложена бомба розового цвета. И она в любой момент может взорваться. Случись что, и эта бомба — бабах! — разнесет тебя на мелкие клочки.
— Что-то вроде первой менструации у Розы Гевальт?
— Не издевайся, — усмехнулась Рэйко. — Так что, я угадала?
— Ну, в общем, да.
— Секс — это ритуал, — сказала Рэйко, ни к кому не обращаясь, и затушила сигарету о подошву своих туфель. — А любой ритуал нужно свершать, как подобает ритуалу. То есть вовремя.
Она сунула руки в карманы пиджака и потрясла головой. Я почувствовала сладкий запах шампуня.
— А вообще одного раза более чем достаточно.
Я сделала вид, что не услышала ее слов. Безучастно глядя вдаль, Рэйко тихо пробормотала:
— Ненавижу это дело.
Если бы она тогда так не сказала, может быть, все было бы по-другому. Я хотела рассказать Рэйко о Ватару. И не только о Ватару, но и о Юноскэ, и об Эме, и даже о сестре Ватару, Сэцуко, которая вызывала у меня безумное чувство ревности — мне хотелось, чтобы Рэйко узнала обо всех. Почему мне все время кажется, что Ватару мыслями пребывает где-то далеко? Почему они с Юноскэ всегда вместе? Почему Ватару обращается со своей старшей сестрой так, будто она его единственная любовь на всю жизнь?..
Я хотела поговорить об этом с Рэйко не потому, что полагалась на ее проницательность в отношении людских характеров. И не потому, что я решила, будто она гораздо опытнее меня в вопросах отношений между мужчинами и женщинами. Мне не нужны были ответы. Просто мне хотелось рассказать кому-нибудь о Ватару.
Если бы в тот момент Рэйко с такой тоской и отвращением не сказала, что она ненавидит секс, думаю, что я рассказала бы ей о Ватару все без утайки. Тогда она узнала бы о наших с ним отношениях, и, кто знает, может быть в этом случае все последующие события не пошли бы по самому худшему сценарию. Если бы о Ватару узнала не только Рэйко, но и Джули, и все мои друзья и подруги, может быть, я прислушалась бы к их суждениям и заранее повела бы себя так, как нужно было вести.
Но я проглотила готовое сорваться с языка имя — Ватару Домото. Будучи еще в сущности ребенком, вдобавок чрезмерно зацикленным на собственной персоне, я жила, не зная, что бывают ситуации, когда люди, которых ты называешь друзьями, могут выручить тебя самым невероятным образом. А тогда мне казалось неприличным вести такие низменные разговоры с подругой, которая признается в том, что «ненавидит секс». Человеку, чей опыт позволяет сказать «ненавижу секс», я не могла начать изливать свои невразумительные чувства. На самом деле я была просто хвастливой, ни черта ни в чем не соображающей большеголовой старшеклассницей, которой вот-вот стукнет восемнадцать.
— Значит, говоришь, зимой в горах жевать Броварин, пока во рту не станет сладко?.. — пробормотала я себе под нос. Рэйко испуганно обернулась и посмотрела на меня.
— Ты что, Кёко! — возмущенно сказала она. — Тебе такие разговоры нисколечки не идут.
— Да? Почему?
— Потому что перед этим надо взорвать розовую бомбу, — посмеиваясь, сказала Рэйко. — И взорвать эффектно. Так чтобы у твоего парня крышу снесло. В общем, это не так уж плохо.