Ее мать всегда отзывалась о работодателе дочери с прохладцей. Именовала Генри не иначе как его светлостью. Естественно, они ни разу не встречались. Мать развлекали рассказы Роуз о его привычках, высказываниях, иногда и правда блестящих, но Роуз всегда отдавала себе отчет в том, что мать считает ее работу мелкой. Роуз могла бы добиться большего. Эту тему, впрочем, они никогда не затрагивали. Все доводы и контрдоводы так и остались невысказанными. «Образованная, неординарная, энергичная — столько открывалось возможностей!» — «Но я никогда не собиралась делать карьеру. Я сама выбрала это».

А значит, сама выбрала и Генри. Тот первый разговор с ним, через такой знакомый теперь письменный стол с покрытой кожей столешницей. Лорд Питерс показался ей вполне симпатичным. Такой большой красивый дом. Роуз никогда не видела столько книг. Именно тогда она впервые подумала, что в их с мужем доме книг очень мало. Да и зарплата неплохая.

— Садитесь, пожалуйста, миссис Донован. Что, если я сразу начну со своих требований к секретарю…

Переписка… ежедневные дела… сопровождать в поездках… оберегать от телефонных звонков… мои мемуары.

Мои мемуары. Тогда они были всего лишь блеском в его глазах и оставались таковым еще несколько лет. Лишь сравнительно недавно — «дела, слава богу, теперь отнимают меньше времени» — настал черед праздной болтовни, исписанных от руки листков, которые она каждый день должна была набирать на компьютере.

— Вот вам, Роуз, очередная порция. Возможно, вас посмешат мои замечания о Гарольде Вильсоне.

Хихиканье. Когда это опубликуют, многим будет не до смеха. Хорошо, что Гарольд Вильсон умер.

— А теперь, миссис Донован, расскажите немного о себе.

Что она тогда сказала? Имеет опыт работы секретарем, некоторое время была личным помощником главы одной компании — тот попытался залезть ей под юбку, и она была вынуждена уйти, но об этом говорить незачем, — пятилетний перерыв в работе по семейным обстоятельствам.

У Генри нет детей. Господи, конечно же нет. Какой из него отец? И жены никогда не было. Но, кажется, не голубой. Бывали дамы, которых выгуливали, приглашали на обед или в театр, но ни одной из них не удалось зацепиться. Генри — одинокий волк. У него была сестра, умерла несколько лет назад. Кажется, он привязан к ее дочери Мэрион. Она занимается бизнесом, иногда навещает старика.

Примерно раз в год Генри спрашивает о Джеймсе и Люси. Но никогда не проявляет ни малейшего интереса к Джерри — он как бы вне его поля зрения.

— А, ваш муж… — пресекающим дальнейший разговор тоном бросил он однажды, когда Роуз упомянула о Джерри, мол, заболел пневмонией, требуется уход.

Джерри тоже не проявляет ни малейшего интереса к Генри. Джерри интересуют местная администрация, плотницкое дело, духовная музыка и рыбная ловля. С Джерри все прекрасно. Он очень ненавязчив. А кому нужен муж, который вечно ворчит?

Роуз поднялась по ступенькам, достала ключи, открыла красивую черную дверь, вошла. Зайдя в свой закуток, сняла и повесила пальто, достала деньги из сумочки и лишь тогда постучалась в кабинет Генри.

— Заходите, заходите. — (Да, так и есть, раздражен.) — Вот наконец и вы. Тут бумажки из страховой компании, я в них ничего не понимаю и не хочу понимать. Разберитесь с этим, будьте добры. Еще бумажки. Их мы можем просмотреть вместе. Какой-то тип, которого я едва помню, просит меня выступить третейским судьей. Довольно нервный… Да, принесли билеты на поезд в Манчестер. Почему мы едем так рано? В девять тридцать надо быть на вокзале Юстон! Боже правый!

— Перед вашей лекцией запланирован ланч. Они хотят, чтобы вы приехали к двенадцати тридцати.

— Очень необдуманно с их стороны. Ах да, вам тут звонили! Из больницы. Перезвоните им — вот номер. Кажется, насчет вашей матери. Она нездорова, да? И еще, Роуз, умоляю, чашку кофе!

Она думала о грабителе. О напавшем на нее грабителе. Об этом безликом человеке, с которым она невольно вступила в мимолетные, но довольно тесные отношения. О нем. Или, может быть, о ней. Сейчас и женщины способны на такое; век равных возможностей. О человеке, который только что был тут и вот исчез. С моей сумкой. С моей пачкой салфеток «Клинекс» и таблетками «Ренни», расческой, автобусной и железнодорожной карточками, тремя двадцатифунтовыми бумажками, мелочью, кредитной картой «Барклайс-банка». И с ключами.

Ключи.

О, Роуз позаботится об этом. Она сказала, что сменит замок. И карту заблокирует. А с двадцатками и мелочью придется проститься.

Что он (она) купит на три купюры по двадцать фунтов, которые я ему (ей) так легко отдала?

Раскраски в магазине Уотерстоуна? Билет в «Ковент-Гарден»? Боюсь, только на галерку. Подписку на вестник общества «Друзья Королевской академии»?

Говорят, они покупают наркотики. Шестьдесят фунтов. Дневная доза той дряни, которую он или она употребляет.