Вопреки моим опасениям, вопрос с местом ночевки поднимать не пришлось. Старшие ребята самостоятельно размещали наши рюкзаки в палатки, и подразумевалось, что именно на этом месте мы должны спать. У меня мелькнула мысль, что в случае чего можно списать маме вину за «угловое место» на них, но мне досталась именно середина, чему я был несказанно рад – как иногда мало нужно для хорошего настроения и довольства жизнью. Только выспаться мне толком не удалось – первая же ночь принесла очень неприятный сюрприз.

Измотавшись за день на свежем воздухе, вечером мы ввалились гурьбой в палатку, скинули с себя часть одежды, сунули под головы рюкзаки, мгновенно успокоились и уснули. Это было просто замечательно – я очень боялся подтруниваний ребят над плотной розовой кофтой, которую мне дала с собой мама, чтобы «не заболел». Однако в ней мне стало на самом деле тепло и очень уютно.

– А давайте рассказывать страшные истории, – начал было один из мальчиков, но все были настолько уставшие и полные впечатлений, что захрапели при первой же его попытке рассказать что-то про чертей и оживающих мертвецов. Что касается меня, то последняя фраза, которую я помнил, была:

– И путники сделали привал в деревенском доме, находившемся возле старого заброшенного кладбища.

Потом я стремительно нырнул в черноту и, кажется, проснулся буквально через мгновение, хотя, на самом деле, уже таинственно мерцал рассвет. Сначала меня охватила дикая паника – никак не удавалось узнать то место, в котором я оказался. И первое, о чем подумалось, – почему-то рассказы Эдгара По, творчество которого я тогда очень любил, связанные с погребением заживо. Но потом на меня хлынул поток воспоминаний, и все стало простым, понятным и совсем не страшным. Только сердце продолжало бешено колотиться в груди и, казалось, не собиралось успокаиваться.

Некоторое время полежав с закрытыми глазами, я понял, что сон ушел от меня вместе с ужасом пробуждения, и, возможно, мне предстоит несколько долгих часов просто блуждать в своих мыслях, терпеливо дожидаясь наступления дня. Так было со мной только однажды, когда я впервые поехал летом в детский сад «Зоренька», расположенный рядом с пионерским лагерем «Заря», и всю вторую половину дня провел с мамой в лесу. Вообще-то мне никогда особенно не нравилось собирать грибы, но в тот раз их оказалось столько, что я с удовольствием набрал полную корзину подосиновиков, от шляп которых трава на полянах казалась растущей на подсыхающей вулканической лаве. Один из грибов попался с поврежденной ножкой и необычно выгнутой шляпкой – мама сразу же окрестила его «инвалидом», и это почему-то настолько меня рассмешило, что я не мог успокоиться до самого вечера. А когда в большой деревянной комнате, уставленной железными раскладушками, все уснули, мне неожиданно стало очень грустно и неудобно за свое такое странное и неоправданно жестокое поведение. Этот несчастный подосиновик был достоин исключительно жалости, и надо было, наверное, оставить его спокойно расти в лесу дальше, а не рвать и обрекать на смерть в супе. И так ему в жизни пришлось очень нелегко, и даже гриб вполне заслуживает немного покоя и участия.

От подобных размышлений у меня буквально наворачивались на глаза слезы, а сон вместе с забвением никак не шел. Вот так я и лежал, мучимый неприятными мыслями, бесконечно ворочаясь, но бодрствуя. Не знаю, возможно, я и забывался короткими периодами сна, но днем был уверен, что так и не сомкнул глаз, из-за чего чувствовал себя с утра изможденным и разбитым. Мама подумала, что я простудился в лесу, и даже отвела в медпункт, но врачи ничего опасного у меня не выявили, а послеобеденный сон был сладостным избавлением не только от хандры, но и успокоил мою совесть.

Мне не хотелось испытывать что-то подобное в поездке на Бородинское поле, но именно так и случилось. Что еще хуже – место детского раскаянья прочно занял юношеский всепоглощающий страх. И это еще очень слабо сказано – скорее, даже леденящий душу ужас, который с тех пор не просто не покидал меня, а планомерно подпитывался, о чем речь впереди. А в тот момент я просто лежал, прислушиваясь к зловещему вою ветра и видя чернеющие колыхающиеся контуры стен и треугольного потолка палатки. Поразительно – такая кажущаяся весьма ненадежной конструкция, а как хорошо укрывает от непогоды.

От мыслей меня отвлек далекий пронзительный звук. Похоже на вой собаки, но вполне может быть и голосом человека. Интересно, кто в такое время бродит по полю и зачем? Это навело на неприятные мысли о том, что мне делать, если незнакомец заглянет в палатку с недобрыми намерениями: притвориться спящим или будить всех воплями? Хотя был еще один вариант – в рюкзаке у меня имелась с собой добротная немецкая финка, которую папа привез в прошлом году из поездки в ГДР. На верхушке ее деревянной лакированной рукоятки размещалось небольшое окошечко с компасом, и финка казалась просто полезным сувениром, если бы не длинное острое лезвие, скрывающееся в обтянутых темной кожей ножнах с широкими петельками для ремня. Конечно, это не было таким грозным оружием, как привезенная каким-то дальним маминым родственником с Севера финка, сделанная, по его уверениям, в одной из тюрем. Папа отвез ее на дачу, где она периодически использовалась по хозяйству, хотя мама сразу наотрез отказалась даже брать ее в руки. Однако вместе с элементом неожиданности я имел, пожалуй, весьма неплохие шансы если не убить, то серьезно травмировать потенциального агрессора. Только к чему все эти мысли? Смогу ли я воткнуть в человека нож? Если верить папе, то да. Он как-то внимательно посмотрел мне в глаза и произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь:

– Ты действительно можешь убить человека.

Я уже не помнил – почему у нас возник такой странный разговор, но сейчас это, несомненно, придавало уверенности. Однако мои руки не полезли торопливо в рюкзак, и я не затаился в готовности броситься на незваного гостя. Почему? Просто все это казалось глупым и нереальным. Да, в кино и мультфильмах часто были злодеи, с которыми расправлялись «правильные ребята», но в жизни мне встречаться ни с чем подобным не приходилось. Конечно, кое-кто из старшеклассников носил с собой ножи и даже вынимал их в школе из кармана пиджака, чтобы похвастаться, но этим все и ограничивалось. Максимум, на что были способны эти люди, – пошарить по карманам висящих в школьной раздевалке курток и украсть горсть мелочи или проездные талончики. Да и то очень скоро эта «проблемная» территория на первом этаже была обнесена металлической решеткой, и древняя бабушка-вахтерша бдительно следила за тем, чтобы никто подозрительный там не ошивался.