Разом вбежали японские солдаты, заломили Полынову руки. Плоские тесаки уперлись в спину ему, и он шагнул к смерти:

– Сволочь! Ты все-таки победил меня… Теперь я не могу рычать, но и мяукать на радость тебе не стану…

Глогер самодовольно ответил Полынову:

– Так не всегда же побеждать тебе! Иди и прими смерть, как положено члену нашей исполнительной «боевки»…

Чувствуя под лопатками колючие острия винтовочных тесаков, Полынов с трудом сохранял самообладание, но при этом в его голове кружились, подобные вихрю, всякие варианты освобождения. Кажется, на этот раз ему не выкрутиться. Самураи – это не бельгийский комиссар дю Шатле, не берлинский полицай-президиум на Александерплац, наконец, это даже не жандармский следователь Щелкалов. Покорно он шел, куда велят штыки, и болью отзывались в сердце пропетые когда-то слова:

«Ах, Анита! Почему я тебя не послушался?..»

Солдаты во главе с молодым офицером отвели его на двор Рыковского правления, где свершались ежедневные казни. Возле забора на коленях уже стояли двое – полицмейстер Маслов, пойманный в одежде каторжника, и тюремный инспектор Еремеев, который клонился к земле, близкий к обмороку. Маслов долгим взором вглядывался в Полынова – узнал его:

– Вам-то, кажется, я не сделал зла.

– Лично мне – никогда, – ответил Полынов.

– Так помолитесь за меня…

– И за меня! За меня тоже, – выкрикнул Еремеев.

Это были последние их слова, и через минуту на земле лежали два обезглавленных тела. Японский офицер сказал:

– Хэлло! Теперь ваша очередь.

Это неожиданное для японца «хэлло» оказалось спасительной зацепкой. Полынов шевельнул пальцами связанных рук.

– Господин офицер изволит говорить по-английски?

– О да! Но у вас произношение намного лучше, чем у меня… Вам приходилось жить в Англии?

– Нет, только в африканском Кейптауне.

– О! Может, вам завязать глаза?

– Не стою ваших забот, – ответил Полынов, лихорадочно отыскивая лазейку для спасения. Он глянул, как затихло в агонии тело полицмейстера. – Все это странно! Вы казнили сейчас «шпиона» Маслова и «предателя» Еремеева, которые никогда не шпионили и никого не предавали. Между тем в личном окружении вашего генерала Харагучи я знаю подлинного резидента русской разведки… Кстати, он опытен и опасен для вас!

Спина освободилась от прикосновения штыков.

– Кто же это? – насторожился самурай.

– Вы наивны! – повысил голос Полынов. – Не стану же я болтать с вами о серьезных делах на этом дворе, где скоро можно играть в футбол отрубленными головами. Я могу назвать русского шпиона только генералу Харагучи…

«Анита, милая Анита! Какие речи детские она…»

– Сразу развяжите мне руки, – велел Полынов.

Рулетка снова раскручивалась перед ним, суля сказочный выигрыш – жизнь! Японский офицер проводил его во внутренние комнаты правления, где за столом – в окружении адъютантов – сидел сухонький старичок в очках, и Полынов догадался, что этот кровожадный пигмей и есть генерал Харагучи.

Он с достоинством ему поклонился.

– Переводчик не нужен, – сказал Полынов, – ибо из английских газет я, знаю, что вы окончили военную академию Берлина, и вам будет приятно освежить свой немецкий язык.

– Гутен таг, – сказал Харагучи, держа между ног шашку в черных ножнах. – Я даже удивлен. Где же вы в условиях Сахалина могли читать английские газеты?

– Мне давал их для чтения барон Зальца.

– Гут, гут, – одобрительно закивал Харагучи. – Мне доложили, что вы узнали шпиона при моем штабе… кто он?

Никаких колебаний. Спокойный ответ:

– Глогер, что торчит у вас на веранде. Я не знаю, что он у вас там делает, но бед всем вам он еще наделает.

Среди японцев возникло замешательство, адъютант Харагучи куда-то выбежал и скоро вернулся с бумагами. Генерал вчитался в одну из них, неуверенно пожав плечами. Потом встал и вплотную подошел, к Полынову, поблескивая очками:

– Обвинение серьезно. Но я вас выслушаю.

– Глогер – опаснейший русский шпион, который чрезвычайно ловко притворяется польским националистом и ненавистником России. Под видом ссыльного он прибыл на Сахалин как раз накануне разрыва отношений между Петербургом и Токио. Вы сами понимаете, насколько удобна такая маскировка.

Харагучи вернулся к столу, волоча за собой шашку.

– Если сказанное вами правда, то откуда вам это известно? Наконец, кто может подтвердить ваши подозрения?

– О подозрениях я бы молчал. Я высказываю не подозрения, а сообщаю точные факты, которые мог бы подтвердить только один человек, недосягаемый для вас ныне.

– Кто же это?

– Капитан русского генштаба Сергей Жохов, возглавляющий разведку на Сахалине под личиною журналиста.

Полынов смело «выдавал» врагам своего друга, зная, что Жохов скорее застрелит себя, но он никогда не попадется живым в руки врагов. Все застыли в молчании.