Шрифт:
– Знаете, иногда хочется знать, что в доме происходит, а то скучно все время лежать одной в четырех стенах.
Видимо, заметив усмешку на моем лице, она поспешила разъяснить ситуацию.
– Вы не думайте, Лиза, камеры установлены только в общих помещениях, в саду, у бассейна, у ворот, да еще в детской. Так что никакого вторжения в личную жизнь взрослых обитателей дома нет.
– Ну что ж, теперь я могу быть абсолютно спокойна, что цвет моего белья останется моей маленькой тайной… Кстати, по поводу лежания в четырех стенах: я предлагаю вам погулять в саду, там сейчас очень хорошо после дождя и даже солнышко иногда сквозь облака проглядывает.
Я помогла Вере Дмитриевне одеться и вывезла ее на инвалидной коляске в сад. Мы гуляли почти до обеда, и во время нашей неспешной прогулки выяснилось, что Вера Дмитриевна была по профессии училкой и тридцать лет преподавала русский язык и литературу в одной из школ Технограда. Работу свою она обожала и даже основала у себя в школе поэтический театр, который существовал много лет, выступал в Москве в Доме учителя, в Доме ученых, в различных клубах и был награжден почетными грамотами Министерства образования. Сценарии для своих постановок она писала сама и в подтверждение этого прочла мне отрывок из спектакля про Анну Андреевну Ахматову, из чего я заключила, что центры памяти не были задеты болезнью. Потом мы с ней дружно поругали отечественное телевидение за обилие рекламы и тупые сериалы и в завершение в унисон пропели дифирамбы доброму старому английскому фильму «Гордость и предубеждение» по роману Джейн Остин.
После обеда Вера Дмитриевна поспала, а затем я заставила ее проделать несколько упражнений лечебной гимнастики. Потом мы поиграли с ней в нарды, потом пришла Ксана проведать сватью и веселила нас рассказами о лихих традициях станицы Злодейской, пока я, ссылаясь на усталость моей подопечной, деликатно не выпроводила ее за дверь, на что Ксана даже и не подумала обидеться. После Ксаны в комнату зашла Агнесса обговорить меню на следующий день, а заодно предупредить меня, что в полночь в сад выпускают собак охранять территорию, а загоняют их в вольеру в шесть утра. Потом забежала Анюта с предложением почитать бабушке вслух книжку Макса Фрая, и я решила, что завтра же напишу четкий график посещений. Последним визитером был сам хозяин дома, он заявился в начале десятого, плюхнулся в кресло и попросил у меня таблетку от головной боли.
– Что, трудный день был, Антоша?
– Да нет, мамуль, как обычно. Только в конце дня голова заболела, пока с одним высокопоставленным слугой народа обговаривал сумму отката из государевых денег, которые нам на поддержку экспериментальной лаборатории выдали. Нынешние чиновники прямо пираньи, так и норовят до костей обглодать… Ну да ладно, как-нибудь справимся, ты-то как?
– Очень хорошо… Знаешь, у Лизы просто золотые руки, она мне такой замечательный массаж сделала, что, представляешь, я даже начала шевелить пальцами на руке…
– Здорово, а мне вот хочется камнем в постель упасть, а нельзя: на завтра пригласили к губернатору и нужно подготовиться, а тут еще голова раскалывается… Тебе дед звонил?
– Звонил в четыре. Сказал, что у него заседание совета компьютерного музея, и он будет ночевать в Москве у Томилина.
– Мамуль, ты бы с ним поговорила, ему уже 84, он плохо видит, плохо слышит, а мотается в Москву на электричках. Ведь в доме несколько машин и шофер есть… Да и Агнесса его может отвести или Галя…
– Антоша, ты же его знаешь…
– Да уж, знаю, упертый апологет общественного транспорта. – Антон Зиновьевич повернулся ко мне. – А вы мне таблеточку-то дадите?
– Давайте я вам лучше шейно-воротниковую зону помассирую, и тогда головная боль пройдет без таблетки…
Антон Зиновьевич бросил на меня быстрый цепкий взгляд.
– Что ж, если вы, как специалист, считаете, что это лучше, то моя шея к вашим услугам.
У него была крепкая шея, мускулистая спина, но на загривке мои пальцы ощутили зажатость мышц и некоторые изменения хрящевой ткани, свидетельствующие о начальном этапе остеохондроза…
– Расслабьтесь и думайте о чем-нибудь хорошем, например, о том, что волею Всевышнего все чиновники вдруг стали поголовно бессребрениками и радетелями за общее благо.
Он хмыкнул:
– Утопия, однако…
Пока мои руки разминали плечи и шею Антона Зиновьевича, я мысленно приказала ему выбросить из головы все заботы и представить себе что-то очень приятное и спокойное, например, синее теплое, как парное молоко, море и легкие волны, на которых так приятно покачиваться, лежа на спине…
Антон Зиновьевич всхрапнул.
– Лиза, – прошептала Вера Дмитриевна, – он уснул!
– Да, – также шепотом ответила я, – но через пять минут проснется.
Заканчивая массаж, я нажала на рефлекторные точки над ключицей, Антон Зиновьевич вздрогнул, открыл глаза и запустил пальцы в свою роскошную шевелюру.
– Надо же, я вроде как прикемарил маленько…
– Как вы себя чувствуете? Голова болит?
Он помолчал, словно прислушиваясь к себе, и сказал с удивлением:
– Нет, ничего не болит, самочувствие отличное, только есть очень хочется…