Теперь она понимала, что должна была слушать внимательнее, чтобы передать потом все Фрейну или Сомерсону. Но тогда ей пришлось бы рассказать, где она услышала эту историю.

Лицо Филиппа исказила гримаса, а в голосе сквозила горечь:

— Я все приготовил к приезду герцога. Я потратил целое состояние, чтобы обставить для него дом в Дорсете. — Он схватил с кровати подушку, разорвал ее и достал горсть перьев. — Я даже выписал гусей из Франции, чтобы набить их пухом подушки. Я создал дворец, роскошное убранство которого могло соперничать с самим Версалем.

Глаза Филиппа горели дьявольским огнем, и Люси испугалась. Вся ее похоть улетучилась, когда перья простых английских гусей устлали пол комнаты подобно снегу.

— Когда мой высокопоставленный кузен сошел на берег, что, думаете, он сделал? Поприветствовал меня, как родственника?

Филипп ждал ответа, но Люси лишь пожала плечами, играя с краешком кружевной простыни.

— Нет. Он прошел мимо, словно я пустое место. Слышите?

В груди Люси росло раздражение. Она целый час тряслась в экипаже, добираясь до этого уединенного поместья, расположенного вдали от Лондона. И для чего? Для того чтобы смотреть, как Филипп пьет и орет, точно блаженный.

— Он сел в другой экипаж, какую-то полуразвалившуюся колымагу, принадлежащую маркизу Бекингему. Он пренебрег мной, мадам, потому что у маркиза есть хорошенькая жена и не менее хорошенькая дочь. Он отправился в поместье Бекингема в Стоу. Стоу!

Он выплюнул это название, точно город был проклят.

Люси вспомнила, как замечательно провела в Стоу две недели в обществе Бекингема и его супруги, и поэтому не могла винить французского короля за то, что он предпочел маркиза, а не Филиппа. Она лишь жалела, что сама не ответила на его приглашение. А ведь он звал, и не раз.

Люси закусила губу. Филипп продолжал бормотать и в тот момент, когда навалился на нее всем телом и грубо взял, точно наказывал ее за все свои беды.

— Наполеон! — рычал маркиз ей на ухо. — Он — будущее Франции! Людовик никто. Он никогда не займет трон. Я заставлю его пожалеть о том, что он так обошелся со мной.

Люси перестала слушать. Она намеревалась получить хоть какое-то удовольствие от интрижки с мужем сестры, но не добилась ничего.

Она даже сейчас мысленно поморщилась, вспомнив, как улыбался потом Филипп. Холодный, полный превосходства изгиб его губ заставил Люси чувствовать себя дешевой шлюхой, когда на постель меж ее бедер упал дорогой браслет.

При взгляде на Эвелин у Синджона перехватило дыхание, хотя он обещал себе не реагировать на нее столь бурно. Когда он вошел в библиотеку, она сидела за столом, и ее волосы отливали золотом в лучах утреннего солнца. Тело Синджона мгновенно среагировало, заставив его вновь томиться от желания, хотя они с Эвелин расстались лишь перед рассветом. Неужели прошло всего несколько часов с того момента, как он в последний раз поцеловал ее, прежде чем выскользнуть из маленькой спальни?

Синджон постарался сосредоточиться на своем задании, которое состояло в том, чтобы подать хозяйке утреннюю почту на серебряном подносе.

— Принесли почту, миледи, — произнес Синджон, старательно исполняя роль хладнокровного и обходительного лакея.

— Сэм, — выдохнула Эвелин, привставая с кресла.

Очаровательный румянец разлился по ее щекам, и она с трудом подавила стон. Похоже, хранить в тайне их роман будет куда сложнее, чем казалось.

Эвелин выглядела как женщина, которую любили и целовали до беспамятства всю ночь. Но очевидно, одной ночи не хватило ни ей, ни ему. Плоть Синджона стала вдруг такой твердой, что могла бы разбить стекло, а Эвелин смотрела на него так, словно вознамерилась съесть заживо.

Кончики пальцев Эвелин коснулись руки Синджона, когда он передавал ей письма, и это еле заметное прикосновение ноющей болью отдалось в его чреслах. Ему хотелось отбросить проклятый поднос в сторону и взять Эвелин прямо на столе или на диване, или даже на полу. И к черту благопристойность и скрытность!

Только это невозможно.

— Вы хорошо себя чувствуете, миледи? — спросил он.

Эвелин озорно улыбнулась:

— Великолепно. А вы?

— Мне очень сложно стоять здесь и не дотрагиваться до вас.

Эвелин обошла вокруг стола и приближалась к Сэму до тех пор, пока мысы ее туфелек не уткнулись в его украшенные пряжками ботинки.

— Тогда дотроньтесь до меня, — прошептала она.

Синджона не потребовалось приглашать дважды. Он погладил лицо Эвелин, ощутив под своими пальцами пульсацию жилки на шее. Сюда он целовал ее прошлой ночью и ощущал точно такое же биение сердца. Дьявол, да он покрыл поцелуями каждый дюйм ее тела.

Рука Синджона скользнула ниже и коснулась груди. Он вспомнил, как соски Эвелин напрягались от его прикосновений. Они и сейчас четко выделялись под тканью ее строгого домашнего платья. Как же Синджону хотелось зубами сорвать с нее это платье!