Шрифт:
– Спасибо. Я же за вас, ребята… за вас.
– Вы не серчайте. Мы тоже… за вас! Вы хороший…
Злоба остыла – русский человек отходчив. Усталость суточного аврала уже сковывала скулы зевотой. Теперь, кажется, и дай им макароны с подливкой, так никто к ним и не притронется. Полухин понял, что бунт дал самую яркую вспышку в коридоре оружейных пирамид – ярче этого уже ничего не будет! К нему подошел Семенчук.
– Кажется, пошабашили, – сказал тишком. – Наворотили будь здоров. Нас не послушались. Теперь в кандалах подумают…
Раздались свистки с вахты – прибыл с берега командир. Кедров не спеша поднялся на шкафут, негодуя:
– Кто мне объяснит, что тут случилось? Лучший корабль флота его величества… Могли бы обойтись и без этих историй с меню сегодняшнего ужина!
Горнисты затрубили сбор для построения на юте. Михаил Александрович Кедров заговорил не как честный моряк, а как обладатель флигель-адъютантского аксельбанта:
– В грозный час роковой опасности, нависшей над нашим отечеством, вы бунтом своим сыграли на руку врагу. Ваше поведение можно отнести к акту государственной измены, флот есть флот, и его назначение – бой на море, а подавать вам бламанже в сахарной пудре никто на флоте не станет. Вы только посмотрите на немцев – как они дисциплинированны, как они слушаются своих начальников. А вы разгильдяи тамбовские! Важно сейчас одно, юридически доказуемое: присяга вами нарушена, а что полагается с такими… вы раньше подумали? Зачинщиков прошу… пять шагов вперед – арш!
Вся многоликая команда линкора шагнула на него, жарко дыша, и, отсчитав пять шагов, замерла – будто вкопанная.
– Ольгерт Брунович, – смутился Кедров, – я так думаю, что пора кончать эту дурацкую канитель. Откройте им консервы и выдать сухари с чаем… Завтра разберемся!
Случайно или не случайно, но с торпедных аппаратов на миноносцах были сдернуты чехлы. Радиорубки «Гангута» взяты под крепкий караул. Весла со шлюпок убрали. Теперь многие горячие головы поостыли и уже добром вспоминали предостережения большевиков – не пришло еще время! А теперь жди беды…
Рано утром на рейде Гельсингфорса показался катер с «Кречета». Под флагом командующего Балтфлотом катер отвалил от стенки Седрхамна – развел белые усы пены в сторону «Гангута». На адмиральском трапе Канина приняли под локотки на этот раз не фалрепные матросы, а сами офицеры с линкора.
– Большой сбор, – объявил Канин, тяжко отдуваясь на палубе.
В дружном топоте ног сбежались на шканцы. Вздернув крутые подбородки, замерли. Черные хвосты лент обвивали крепкие шеи матросов. Блеснула медь горнов, оттарахтели сигнальные свистки, и наступила тишина (только шелестело кормовое знамя).
– Ну? – сказал Канин с видом разочарованного в жизни интеллигента. – Поздравляю вас, вы у меня молодцы! Отличились… мать вас всех! Сытная и здоровая каша вам не по вкусу? А забыли, как в родимой деревеньке соломку с крыши варили и… нравилось?
Над шеренгами матросов проплыл медный бачок, доверху натисканный знаменитой «606», и обрушился под ноги адмиралу. Канин через стекла пенсне обозрел синеватую глыбу вчерашней каши.
– Жри ее сам, дракон царский! – прозвенел юный голос.
Носком ботинка Канин, как футболист, отправил бачок за борт.
– Зажрались! – сделал он вывод. – Что ж, окопная чечевица вернет вам аппетит. А кое-кто в тюрьме и баланде будет рад.
Высоко взметнулся голос Полухина (он не выдержал):
– Сейчас не пятый год! не запугаешь… умней стали!
Линзы адмиральского пенсне пробежали вдоль бесконечного горизонта матросских рядов, выискивая нужную цель:
– Кто это кричал… прошу! Сюда…
Семенчук в ужасе увидел, как Полухин пошел прочь из строя. Пошел прямо на адмирала и, отбив, словно чечетку, отличный шаг на повороте, обратился лицом во фронт. Замер. Окаменел.
– Ты зачинщик бунта? – спросил его Канин.
– Я.
10
Еще в начале войны в столице и ее окрестностях заработали многие германские радиостанции, передавая информацию для кайзера. Как правило, шпионы использовали колокольни церквей или крыши высоких зданий Петербурга, – несовершенство тогдашней радиотехники заставляло их ставить антенны поближе к небесам.
Как раз кстати пришелся тогда Иван Иванович Ренгартен, который недавно изобрел для флота радиопеленгатор. С его помощью было снято с чердаков немало шпионов. Пеленгатором прочесали все каланчи и башни (говорят, на чердаке Главного штаба тоже не все было чисто).
Этот случай заставил Ренгартена о многом задуматься. Иван Иванович, хотя и носил немецкую фамилию, был искренним патриотом России, душевно страдал за ее неудачи. Он хотел помочь ей, но не знал как. В поисках выхода из монархического тупика, Ренгартен не пошел прямо. Ренгартен двинулся вкось и увлек по этой скользкой дороге многих.
Посыльное судно «Кречет», на котором размещался штаб Канина, укачивало под сенью причала, как дите малое в зыбке. Между бортом и стенкой надсадно поскрипывали кранцы, посыпая волны пробковой шелухой. Через черное очко иллюминатора в каюту притекал резкий и промозглый ветер Балтики.