Шрифт:
– Ну, что я могу о себе… – пожал плечами Пашка. – Ничего такого особенного в моей жизни и нет. Все как у всех, наверное. Девушку вот свою люблю, родных своих… И маму… У меня замечательная мама, знаете…
Он вдруг снова улыбнулся во все лицо и посмотрел прямо в камеру, то бишь прямиком в Асины расширенные глаза. И вскоре исчез с экрана – камера последовала за мужиком с микрофоном, который уже мчался сквозь толпу, что-то приговаривая быстро и крикливо, и вертел во все стороны маленькой головой в залихватской бейсболочке. А Асе удалось наконец выдохнуть из себя воздух. А вместе с воздухом полились потоком из глаз горячие счастливые слезы. Подхватившись быстренько со стула и спрятав лицо в ладонях, она убежала в ванную и закрылась там ото всех – так сладко она еще никогда в жизни не плакала… Ну почему, почему она глупая такая? Надо радоваться и прыгать от счастья, а она опять плачет. Уже все по очереди постучались к ней в ванную, спеша поделиться впечатлениями, а она так и сидит на корточках, прислонившись спиной к белому боку стиральной машины, и вставать ей не хочется, не хочется идти и расплескивать на всех сидящее в ней сейчас драгоценное счастье. А идти надо. И счастьем делиться нужно. И они с ней своим тоже поделятся. Потому что здесь у нее все по-настоящему: не надо суетиться, не надо никому доказывать свою преданность и выслуживать за это любовь, тебя любят просто так – такой, какая ты есть – твои друзья, твой мужчина и твои дети. И ты их – тоже…
Встав на ноги, она заглянула торопливо в зеркало и опять не узнала себя. Из зеркала смотрело на нее абсолютно, просто до безобразия счастливое и красивое женское молодое лицо. Хотя и сильно зареванное. И глаза огнем горят, и щеки алеют румянцем, и даже привычные ранние морщинки подевались куда-то, разгладились сами собой, будто и не было их никогда. Она даже рукой провела по лицу осторожно, не веря своим глазам. И улыбнулась себе осторожно – надо же…
– Ну, мам, ну ты чего опять? – кинулась к ней на шею Светка, как только она вышла из ванной. – Радоваться надо, а ты плачешь…
– Анастасия, хватит рыдать! Иди быстро к нам! – крикнул из комнаты Кот. – Давай за сына твоего выпьем, я наливаю уже!
– А может, за будущего зятя? – громко вторила ему Татьяна и смеялась пьяненько и весело.
– Ась, не плачь! – обнял ее за плечи Димыч, когда она уселась наконец на свое место. – А может, и правда еще одного себе сына родим? Смотри, какие они у тебя талантливые получаются. А что такого – женщина ты еще молодая, сильная… А?..
– Нет, а что ты у нее на это разрешения спрашиваешь? – вдруг громко возмутился Кот. – Возьми да и реши вопрос самостоятельно! Муж ты ей или кто?
– Понял! Спасибо за совет! Буду стараться! – в тон ему гаркнул по-военному Димыч и выгнул грудь колесом.
И они опять засмеялись, и Ася весело отбивалась от них…
19
А следующим летом появился на свет маленький Димыч. Светка на нее изворчалась вся – ну что за манера такая называть детей именами их отцов… Хотя ворчать ей особо было некогда – вовсю готовилась к вступительным экзаменам в тот самый престижный институт, с которым так круто в свое время распрощался Пашка. И экзамены сдала хорошо, без всяких репетиторов и дополнительных платных занятий. Да и откуда у ментовской падчерицы деньги возьмутся на все это? Зарплата у него не та…
Ася, толкая перед собой коляску, медленно прогуливалась по институтскому скверику в ожидании дочери, убежавшей посмотреть на списки поступивших. Света и без того уже знала, что зачислена на обучение – ей еще вчера об этом сказали в деканате. Но все-таки приятно же в своем счастье лишний раз удостовериться да среди будущих однокурсников потолкаться…
Димыч крепко спал, раскинув пухлые ручки. Ася не стала закрывать его сверху одеяльцем – августовский день выдался теплым и сухим. Первые желтые листья слетали ей под ноги, красиво фланируя и никуда не торопясь, и она катила по ним свою коляску, нетерпеливо вглядываясь в конец аллеи – скоро уже домой пора, маленького Димыча кормить, а Светки все нет. Да и большой Димыч тоже обещал на обед домой приехать… Вдруг Ася остановилась и замерла, и даже что-то испуганно вздрогнуло у нее внутри в первый момент. Неужели? Может, показалось? Нет, этот голос она никогда и ни с каким другим голосом не перепутает…
На скамейке скверика, обнимая за плечи какую-то молодую полненькую девицу, восседала Жанночка. Девица, закрыв лицо руками, крупно дрожала покатыми плечами и мотала головой из стороны в сторону, не щадя прическу из тщательно ухоженных, модно и красиво подстриженных волос. А Жанночка все пыталась отвести пряди от ее лица и приговаривала-приказывала своим хорошо поставленным низким грудным голосом:
– Соня, прекрати плакать! Ну не поступила, ну и что! Говорила тебе – надо было раньше начать ходить к репетиторам! Не плачь! Мы сейчас поедем с тобой к Левушке, и он в два счета решит этот вопрос! Можно же учиться и на коммерческой основе…
– Что вы, Жанночка Аркадьевна! Это же дорого… У меня сроду таких денег не водилось…
– Это не вопрос, Соня! Левушка все за тебя заплатит! И даже за пять лет вперед!
– Ну как же… Вы и квартиру мне сняли хорошую, и обставили, а теперь еще и за учебу…
– Соня, прекрати ныть! Я знаю, что делаю! Раз я решила, значит, ты будешь здесь учиться!
Ася с напряженным вниманием все вглядывалась и вглядывалась в Жанночкину собеседницу, сексапильную эту толстушку, и все никак не могла вспомнить, где же она ее видела. Вот определенно где-то видела и даже, вероятно, разговаривала, но где? И когда? Нет, не вспомнить никак…
Видимо, почувствовав на себе пристальный Асин взгляд, Жанна подняла глаза и тут же их удивленно округлила и долго еще моргала растерянно, глядя на Асину коляску. Потом, наконец, улыбнулась и встала ей навстречу со скамейки:
– Аська! Ты, что ли? Чего ж ты Светку так не уберегла? Родить в таком возрасте… Она что, и школу не закончила, выходит?
– Почему, закончила… – улыбнулась ей весело Ася. – И очень даже хорошо закончила. В институт вот поступила…
– А… Это…
Жанна недоуменно выставила свой перст в сторону коляски и неприязненно прищурила в ожидании ответа глаза. Будто не желала она ни видеть, ни слышать, ни ведать того, о чем уже и сама начала догадываться.