— А, и ты здесь, Боккеямпе! — задержался он на лестнице штаба. — Скажи, успели или нет арестовать гадину Лаборда?

— Наверное, старик Дузе все уже сделал… Дузе, оказывается, ничего не сделал. Когда Мале поднялся в его кабинет, генерал еще копался в полученных бумагах, а помогал ему в этом занятии… сам капитан Лаборд!

Мале подошел к столу и показал на Лаборда:

— Не я ли приказал арестовать этого человека?

— Где и когда? — притворился Дузе наивным малым.

— Здесь, в этих бумагах.

— Ну, значит, я еще не дочитал до этого места… Мале распахнул окна штаба на площадь:

— Чтобы у вас не оставалось дурных сомнений, можете выглянуть на улицы: и штаб и комендатура уже оцеплены войсками… Лаборд, я знаю — все это вам не по вкусу, но отечество в опасности, а потому извольте отправиться под арест.

— Так уж сразу? Поймите, что я еще не завтракал…

Стремительным шагом он покинул кабинет Дузе.

— Дузе, куда понесло твоего помощника?

— Откуда я знаю? Наверное, к завтраку…

Лагори удалился, и события в особняке министра на улице Святых Отцов непростительно затянулись. Герцог Ровиго — в ночной рубахе — стоял внаклонку, с вывернутыми назад руками, а солдатам уже надоело его держать в таком положении.

Люди не разговаривали — лишь старинные куранты, в бронзе и мраморе, не спеша отщелкивали роковое время, и того, а герцог, выждав удобный момент, снова обратился к Пиккерелю:

— А все-таки кто вы такой? И откуда ваши солдаты? Пиккерель охотно объяснил.

— Так, значит, вы не заговорщики?

— Да нет, — вразброд отвечали солдаты. — Нас привел сюда тот генерал, который накричал на вас и выскочил.

— Несчастные! Знаете ли вы этого генерала?

— Нет, — отозвались солдаты когорты. Герцог Ровиго вздохнул почти с облегчением:

— Зато я хорошо знаю: это приятель преступника Моро, изгнанного в Америку, он бежал из тюрьмы, куда я же посадил его… Он погубит себя и вас! Но меня-то вы знаете?

Увы, солдаты его не знали. Это на миг обескуражило министра, но он уже ковал железо, пока оно горячо.

— Взгляните на мраморный бюст в углу, — сказал Савари, — и сравните его с моим лицом… Разве это не я?

Солдаты посмотрели на голову человека, высеченную из белого каррара и увенчанную лавровым венком патриция.

— Ну, сударь, — ответили ему. — Этот истукан, сразу видно, из святых отцов церкви… Но вы-то ведь не святой!

Савари снова поник, а Пиккерель шепнул ему на ухо:

— Они не знают, но я вас знаю. Хотя, скромный офицер, я не имел чести быть представленным ранее… И тогда министр полиции обрушился на него:

— Ах, знаете? Если так, сразу арестуйте Лагори… Немедленно! — указывал герцог. — Стоит гвардии императора вскочить на коней и — горе вам всем. За неисполнение же моего приказа вы будете расстреляны мною через полчаса!

— Не слишком ли быстро сыплются ваши пули? — обиделся Пиккерель, задетый угрозами за живое.

— Нет! — орал герцог. — Всего четверть часа нужно конным гренадерам, чтобы доскакать сюда от казарм…

Пиккерель искоса глянул на часы, и Савари (опытный ученик Фуше) сразу же заметил в нем смену настроения. Ага! Теперь, после удара хлыстом, должна последовать ласка.

— Я же по глазам вижу, — ворковал министр, — вы честный и благородный человек. Так не марайте себя преступлением, цели которого, я уверен, вам даже неизвестны… Не лучше ли мы совместно спасем этих обманутых и несчастных солдат?

Пиккерель совсем уже было размяк от речей министра, но тут Ровиго совершил оплошность: он вдруг вцепился в эфес его шпаги. Пиккерель возмутился такой подлостью:

— Лестью не купите! Я честный солдат нации… Случайно бросив взгляд в окно, герцог Ровиго испугался. Он увидел, что возвращается Лагори, рядом с ним идет человек с обнаженной шпагой, а лицо его, как у палача, было закрыто капюшоном. Ровиго обратился к Пиккерелю:

— Не дайте меня убить… умоляю вас, капитан! Пиккерель тоже выглянул в окно и в человеке с капюшоном узнал генерала Гидаля. Лагори и Гидаль, писал Савари в своих мемуарах, «ворвались ко мне как бешеные… Лагори остался позади солдат, что произвело на меня отвратительное впечатление».

Да! Иметь дело с Гидалем было труднее…

Гидаль не мог пожаловаться на недостаток жизненной энергии и доказал это даже сейчас, успев где-то позавтракать и выпить. Он сразу приткнул к шее министра ледяное острие своей шпаги, речь его перемежалась марсельскими ругательствами.