– Здесь еще он, брюхатый? Гоните его в Ригу, иначе я в гнев войду… Худо будет! Всем худо будет!

Эстергази в Петербурге старался угодить России: гнал и гнал переговоры с французской миссией… Дуглас оказался очень верным слугой Версаля – он говорил:

– Король Франции никогда не согласится, идя на союз с Россией, порвать свои сердечные отношения с диваном султана.

– Но Турция извечный враг России, – оспаривал его Эстергази. – Вспомните, что в Крыму томятся русские рабы и что русский двор никогда не отступит от борьбы с исламом!

– Но еще вот Польша… – вставлял де Еон, и три человека бились лбами над круглым столом, пока не отыскали спасительной лазейки в темном углу секретности. – Нужна тайная статья! – сказал де Еон. – Чтобы Франция оказала помощь России в ее борьбе с Турцией, но под большим секретом от турок.

Бестужев-Рюмин такую статью одобрил. Ее быстро оформили, скрепили подписями и срочным гонцом отправили в Париж. На другом конце Европы русско-французский договор прочел Людовик и пришел в состояние ярости:

– Только такой дурак, как Дуглас, мог подписать подобное… Я согласен: пусть Елизавета слегка вздует Фридриха, чтобы он не зазнавался, но именно султан должен ослабить Россию в самой ее подвздошине. Из ногайских степей – по сердцу! Еще неизвестно, – кричал Людовик, – какая из стран более велика: дикая Россия или Блистательная Порта!

Казалось бы, чего уж яснее – России всегда не везло на союзников. Австрийский посол в Париже посоветовал Людовику:

– Обратитесь лично к императрице русской, которая питает к вам слабость. Пусть она устранит эту ошибку в трактате.

– Да, я напишу ей! Пусть она разорвет эту злополучную секретную статью… Могучая Турция и слабая Россия – вот эталоны гирь, которые уравновесят Европу.

Ах, короли, короли! Сукины вы дети, а не короли…

Вот за окном Версаля снова струится зимний дождь, небо над Парижем темнеет, а значит – охота не состоится, и королевские псари, насытив мясом своры борзых, лениво поговаривают:

– Если дождь будет и завтра, то наш король завтра ничего делать не будет…

Вечером Людовик вышел из кареты, и – конечно же – нашелся в толпе счастливец, раскрывший над его головой зонтик. Король скрылся на лестнице, и дворец Версаля вдруг огласил рев – звериный и страшный, – это кричал сам король:

– Святые боги, меня убили! Молитесь же, французы: король убит за ваши грехи…

В потемках лестницы, колотясь от страха, стоял человек с перочинным ножиком в руке. Это был Роберт Дамьен – первая буковка в сложном алфавите Великой французской революции.

– Я не безумец, – твердил он, – я не убийца… Я только хотел предостеречь короля, что народ… что Франция…

Чья-то рука захлопнула ему рот. А король, сидя на ступеньках, в ужасе смотрел на царапину и – кричал. Но как кричал!

– Ваш многолюбимый Людовик умирает! Где духовный отец? Зовите священника, пока я не умер… Плачьте, французы: вы лишились своего доброго короля!

Царапина свалила его на девять дней. Людовик лежал в совершенно темной комнате, без единой щели света, и плакал от страха. Плакал все девять дней подряд. И газет из Голландии не читал (а кроме голландских, он вообще никаких других не читал). Он забыл даже о Помпадур – только он, только король, только его тело, только душа его…

Иезуиты, духовники короля, вовлеченные в интриги Версаля, не соглашались отпустить ему грехи, пока… Людовик даже не дослушал их до конца – он сразу всё понял:

– Гоните ее, французы, чтобы спасти своего короля!

Маркиза Помпадур спокойно выслушала этот приказ. Ее изгоняли из Версаля – из Бельвю, из курятника, из постели, из тарелки, из платья…

– Может быть, – сказала она, не пролив ни слезинки, – я больше никогда не увижу моего короля. Так может быть! Но знайте: если я увижу моего короля еще хоть один раз, то кое-кто в Версале уже никогда его не увидит… А теперь, мои милые поросята, я скажу вам самое приятное: никуда из Версаля я не поеду… Убирайтесь все прочь!

На десятый день король встал и направился (куда бы вы думали?) прямо в Бельвю – увы и ах! – прямо к ногам Помпадур. Он, как любовник, ожидал выслушать от нее упреки за свое недостойное поведение, но «рыбешка» оказалась умнее, чем он о ней думал. Людовик был так благодарен маркизе за это, что в тот же день полетели все министры.

На самом пороге войны талантливый Марк Аржансон был заменен бездарностью де Поми… Шуазель спросил у фаворитки:

– Дорогая маркиза, неужели Париж так беден талантами, что не могли подыскать достойной замены?