Шрифт:
– Не понимаю, – бормотал Хамильтон, – я не понимаю… Неужели возникшая угроза столь велика?..
Через 10 минут Дадли Паунд снова возник над караваном РQ-17 – как незримый, но требовательный дух. Лорд напомнил: «С четвертого июля конвой должен быть раздроблен». Если сэр Хамильтон и другие высшие офицеры еще могли связать этот поспешный отход на запад с предстоящим сражением с «Тирпитцем», то младшие офицеры были просто ошарашены. Они рассуждали так:
– Обычно нам, конвойным, всегда дается возможность для любой, самой смелой интерпретации высших приказов. Мы, конвойные, выполняя волю первого лорда, все-таки имеем право делать отклонения от приказов… В данном же случае Уайтхолл выразился столь непререкаемо, что никак нельзя уклониться от исполнения!
Роковое решение Уайтхолла входило в силу, и сэр Хамильтон велел на крейсера – к повороту! Крейсерское прикрытие, словно гарцуя в королевском манеже, исполнительно отвернуло на 180°. Но этим дело не кончилось…
Брум считал, что если крейсера спешат в битву, то его эсминцам сопровождения ничего не остается, как рвануть следом за ними, ибо линкоры и крейсера, конечно, хороши, но эсминцы в бою с «Тирпитцем» тоже не подкачают. К английским эсминцам примкнули и американские, как младшие братья, не желавшие в драке отставать от старших. Британский офицер наблюдения оставил нам запись: «Уайнрайт» приближается к нам на очень высокой скорости с уверенным и щеголеватым видом (это похоже на американцев!). Вода буквально закипает под его форштевнем».
С палуб транспортов за всей этой судорогой поспешного отхода наблюдали вконец обалделые люди.
– Куда удираете?! – доносило оттуда выкрики. – Дезертиры… сволочи… лунатики… Или затряслись ваши шкуры на поганых скелетах? Вернитесь… Где ваша доблесть?
Брум с чистой совестью оповестил караван, что, судя по всему, ожидается хорошая потасовка с противником, а вы должны извинить нас за то, что покидаем вас в такой неприятный момент. На кораблях боевого эскорта уже поверили в необходимость отхода: Уайт-холлу, конечно же, лучше известна обстановка… Нервное напряжение офицеров передалось и матросам – без приказа они готовили оружие к битве. Корабли шли форсированным ходом, безжалостно пережигая в котлах многие тонны горючего. Крейсера, не жалея своих форштевней, дробили перед собой массу серых неряшливых льдов. Верткие эсминцы мчались за ними, как гончие по следу крупного зверя, и Хамильтон стал даже побаиваться столкновения. «Не наваливайтесь нам на корму», – передал он Бруму.
Они покидали караван на скорости в 25 узлов. А это такая приличная скорость, которая хороша в двух случаях: когда надо кого-либо догнать или надо от кого-то поскорей смыться.
С борта американской «Тускалузы» наивно запрашивали своих земляков: «Интересно, за что мы будем получать ордена?» Резкими и точными вспышками прожектора «Уиччита» дала честный ответ: «А черт его знает!..»
Внезапно появясь из тумана, немецкая подлодка едва успела принять балласт для ныряния, и над ней, ошалевшей от испуга, с ревом и грохотом, словно она попала под виадук с проходящим экспрессом, стремительно прокатил на запад длиннющий киль флагманского крейсера «Лондон»…
Этот лихой отход крейсеров и эсминцев тактически был проделан блестяще! Но этим никого не удивишь: англичане всегда умели маневрировать на морях и океанах…
Главное заключалось не в этом.
Великолепная и четкая организация конвоя РQ-17 была разрушена из Лондона в считанные минуты.
Распадение конвоя РQ-17 закончилось к 22.00 (по Гринвичу) в точке 76°00 северной широты и 28°00 восточной долготы.
Иначе говоря, немного к юго-востоку от Шпицбергена!
От этой точки до берегов Новой Земли было около 600 миль, а до Архангельска 800… Морские же мили – это не сухопутные километры: каждая миля содержит в себе 1852 метра.
Корабли нехотя расползались в стороны, и один очевидец пишет, что сейчас они больше всего напоминали побитых собак с поджатыми между ног хвостами.
Спасайся, кто может!
Это было настолько дико и невероятно, что покинутые сначала даже не могли полностью осознать того, что случилось. Одни в океане! И слышались наивные вопросы, которые могут задавать только вконец растерянные люди:
– А как же мы? Что же будет теперь с нами?..
Тревогу команд легко понять. Эскорт бросил их ко всем чертям как раз в том районе, откуда начиналась традиционная полоса всех несчастий: именно здесь начинали всегда активно действовать авиация и подлодки противника. Приказ плыть самим, одиночным порядком, без охранения, самостоятельными курсами – этот приказ был расшифрован матросами коротко и до предела ясно:
– Спасайся каждый как может…
Идти в одиночку… Но, спрашивается, как идти? На многих судах не было гирокомпасов, а стояли только магнитные, которые в полярных широтах очень точно показывают, в каком году бабушка капитана вышла замуж. Кое у кого сдали нервы: они начали спускать шлюпки, ибо им казалось, что в шлюпках немцы их не тронут… Один американский сухогруз вдруг сильно задымил, набирая скорость, и стал разворачиваться назад. Он прошел мимо судов каравана.
– Эй! Куда торопитесь? – окликнули его с палуб.
– Обратно… в Исландию!
На его мачте, словно поганое помело, развевалось полотнище флага, которое по Международному своду означало: «Признаю безоговорочную капитуляцию». Ну, эти струсили. Даже денег за риск не пожелали. Дней через пять, если не нарвутся на мину, они будут сидеть в пивных Рейкьявика и тискать баб. Черт с ними. Но как остальные?..
Стройность походного ордера была уже потеряна. Каждый шел как его душе угодно. Устремлялись по трем направлениям сразу – на Мурманск, к Новой Земле и в Горло, чтобы выйти к Архангельску. Одни сразу набирали обороты, чтобы – поскорее, поскорее, поскорее! А другие экономничали на топливе с самого начала. В действиях кораблей проявлялся характер людей, плывущих на них…