Шрифт:
Вечерами, когда с огородов хорошо пахло укропом, Байрактар выходил на окраину своего Разграда, долго всматривался в сиреневые дали, за которыми лежал далекий и малодоступный ему, провинциалу, сказочный Стамбул-Константинополь.
Не знал он тогда, что минуют годы и он станет полновластным владыкой турецкой столицы. Байрактар и того не ведал, что прекрасная султанша Эсмэ скоро станет «звездою» его гарема…
И, широко зевнув, янычар отправлялся спать.
Часть вторая
ПИРАМИДЫ
Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что все эти великие подвиги описаны нам только французами.
Л. Н. Толстой. «Война и мир»В революционные времена способностью считается только дерзость, величием — только крайности.
Талейран. «Мемуары»ПРЕЛЮДИЯ ВТОРОЙ ЧАСТИ
Начало XX века — время, читатель, нам близкое… Думаю, что лучше назвать дату точнее 1915 год? когда бушевала Первая мировая война. Мы знаем французский Верден и русский Осовец, мы читали о гибели армии Самсонова и Брусиловском прорыве, война охватила множество стран, но… Был еще один фронт, о котором у нас писать не принято. Не потому что запрещено, а, скорее, по той веской причине, что этот фронт был очень далек от нас и результаты его сражений учитывались политиками в кабинетах лондонского Уайтхолла, зато они мало тревожили стратегов царственного Петербурга.
С чего же начать, чтобы читателю все было ясно?
Глянем на карту. Вот она, знаменитая Синайская пустыня, за которой лежит цветущая Палестина с библейским Иерусалимом. Так вот, в 1915 году в пекле этой пустыни разыгралась битва: турецкие войска с немцами и австрийцами рвались к Суэцкому каналу, чтобы, захватив Каир, поднять в Африке знамя «джихада» — священной войны мусульман с неверными. Однажды под покровом песчаной бури они едва не форсировали канал, но были отброшены англичанами до Газы, и тогда же в Синайской пустыне возник новый фронт…
В это время жалкий, полуразрушенный форт с английским гарнизоном оказался блокирован турками. Защитники форта, лишенные подвоза воды, изнывали от жажды, а выйти из форта опасались, ибо не ведали караванных путей, как не знали и расположения в пустыне древних бедуинских колодцев. Боеприпасы кончались, и гарнизон уже приучал себя к мысли о скорой капитуляции. Среди офицеров был и некий капитан Кейсл, предки которого вышли из Франции, и однажды, страдая от голода и жажды, он приставил дуло револьвера к своему виску:
— Может, лучше вот так? — спросил он, мучительно улыбнувшись. — Мне страшнее, нежели всем вам, господа…
— Почему же? — спросили его офицеры.
— Я страдаю при мысли, что именно в этих краях, будь они трижды прокляты, вот так же, как я, погибал мой прадед — тоже капитан Кейсл…
— Не выдумывайте! Как он сюда попал?
— Мой прадед, капитан Кейсл, вместе с молодым еще генералом Наполеоном Бонапартом, шел из Египта завоевывать Сирию… как и мы с вами, господа! История, как видите, повторяется.
— Он погиб?
— Да. Можно представить их муки, схожие с нашими, когда день за днем, оставленные в пустыне, они ждали гонца с эстафетой от Бонапарта, который обещал известить их о колодцах и путях отхода к Каиру, но гонца все не было…
Именно в этот момент от ворот форта послышался странный шум, выкрики часовых, возникла какая-то суета.
— В чем там дело? Или прибыл гонец?
От ворот форта отвечали караульные:
— Тут явился престарелый шейх бедуинов и говорит, что должен передать письмо капитану Кейслу.
— От кого мне ждать писем в этом пекле?
— Шейх говорит, что имеет письмо от генерала Бонапарта.
— Так он сумасшедший! Гоните его обратно.
— Да нет, старик рассуждает вполне здраво.
— Так пропустите его, пусть войдет…
Перед Кейслом предстал полусогнутый от старости араб и протянул ему пакет с письмом:
— Я так долго ждал, чтобы вручить его вам, но теперь моя совесть будет чиста, и я могу умереть спокойно.
— Но при чем здесь генерал Бонапарт?