Тут Варфоломеев сделал небольшую паузу и эффектно произнес:

– Там мои люди с минуты на минуту– могут добить твоих отца и мать.

Казарину показалось, что он ослышался.

– Какую мать? – не понял Алексей и покосился на Таню, до которой тоже с трудом доходил смысл последних слов старика.

Несмотря на весь трагизм ситуации, Варфоломеев не смог сдержать улыбки – настолько комичные выражения появились на лицах его бывших воспитанников.

– Какую мать?! – с издевкой переспросил Герман Степанович. – Да твою, Алеша, твою. Надеюсь, у них будет возможность самим тебе все рассказать.

Варфоломеев перестал улыбаться, лицо его вновь стало каменным.

– Торопись. А за Татьяну не беспокойся – не трону. Во-первых, долг у меня перед тобой за 41-й год, а во-вторых, старая любовь, говорят, не ржавеет.

Совершенно потерянный, Лешка продолжал стоять на месте, не отводя дула пистолета с Варфоломеева. Его голова отказывалась что-либо понимать.

– Алешка, не верь ему, – неожиданно закричала Татьяна. – Какая мать, какой отец?! Он же блефует! Ты что, не видишь?!

Варфоломеев криво усмехнулся и, не сводя глаз с руки Алексея, судорожно сжимающей пистолет, полез в нагрудный карман.

– Держи! – И он кинул в сторону Тани какую-то красную книжечку.

Татьяна поймала ее на лету, развернула и быстро пробежала глазами.

– Это удостоверение Владимира Константиновича, – растерянно пробормотала она и посмотрела на мужа.

Вновь наступила невыносимая пауза. Казарин и Варфоломеев продолжали неотрывно следить за малейшими движениями друг друга. Алексей никак не мог решиться оставить жену одну, однако чем дальше, тем яснее он понимал, что другого выхода у него нет. И тут на помощь пришла Татьяна.

– Иди, Алешка, не теряй времени, все будет нормально. – Она попыталась изобразить на лице подобие улыбки.

– Ну, смотрите, Герман Степанович… – угрожающе произнес Алексей и попятился к выходу.

Когда Варфоломеев вышел из трапезной, Афанасий подошел к Казарину-старшему поближе, что-то поискал языком за левой щекой, сплюнул и произнес:

– Даю вам три минуты подумать. Зачем ломать кости, если можно их не ломать. Петя, держи их обоих на мушке, а я пока доем то, что не успел…

Он придвинул к столу скамейку и, крякнув, сел возле алюминиевой миски, рядом с которой лежал огромный кусок черного хлеба. Почесав небритый подбородок, Афанасий приступил к трапезе. От его громкого чавканья Анна сморщилась. Это не ускользнуло от внимания столующегося.

– Что, не нравится? Ничего, скоро не понравится еще больше.

Анна отвернулась. Наступила мертвая тишина, прерываемая лишь ритмичным до омерзения чавканьем. Наконец Афанасий закончил, вновь поискал что-то языком за щекой, встал, подошел к Казарину и, ни слова не говоря, ударил его прикладом автомата по ребрам. Анна вскрикнула, попыталась вскочить, но, отброшенная Петром назад, вновь рухнула на скамейку.

– Я же говорил, что не понравится, – сказал Афанасий и икнул.

– Ладно, черт с вами, я все скажу, только не трогайте его больше. – Анна не отрываясь смотрела на согнувшегося Владимира.

– Ну, вот и правильно, чего, правда, ссориться, – вздохнул Афанасий и молча уставился на Анну.

– Код у Германа.

– А я-то думал, мы договорились. – Афанасий вновь поднял автомат.

– Да говорят же вам, табличка с кодом была в удостоверении! – истерично закричала Анна и еще раз попыталась вскочить. Но Петр вновь отбросил ее назад.

Афанасий почесал небритый подбородок.

– А он знает?

– Вы у меня спрашиваете?!

Афанасий задумался, и в зале вновь наступила гнетущая тишина.

– Хорошо, кабы так, – произнес он наконец. – Петька, не спускай с них глаз, а я быстренько.

Он засеменил к двери, звякнуло тяжелое железное кольцо, и небритый человек в сутане скрылся в черном проеме.

Лешка выскочил из собора и со всех ног бросился к трапезной, где на втором этаже тускло горел свет. Вся остальная территория была погружена во мрак. С Афанасием они столкнулись на лестнице. Лешке повезло, он успел отскочить в сторону и вжаться в стену в полуметре от входной двери.

С одиноким Петром Казарин-старший разобрался быстро. Помог все тот же камень-неваляшка, спрятанный в рукаве. Петру достаточно было на секунду отвести глаза, как послышался свист… Удар пришелся в висок, и, захрипев, Петр завалился набок.

– Аннушка, ты просто умница, – произнес Владимир, после чего взялся за бок и поморщился, – больно… сволочь…

В этот момент скрипнула дверь и в темном проеме показалась фигура в монашеском одеянии. И снова послышался свист камня-выручалочки, но Афанасий ловко увернулся и вдруг произнес Лешкиным голосом: