Шрифт:
Саша уже забыла, что именно они тогда пели. Конечно, вспомнить это не составляло большого труда, но петь без подготовки все равно было неприятно.
– Мы только в начале пару романсов, а остальное все по плану, – торопливо заверил Гришка.
Ответить Саша не успела.
– Дорогие друзья, вас приветствует звезда мировой сцены Александра Иваровская! – донесся голос конферансье из-за полотняной стены.
– Шубку позвольте. – Распорядитель оказался теперь у Саши за спиной. – Не волнуйтесь, я покараулю, пока вы поете. Глаз не спущу.
Покараулю!.. Затея все больше отдавала провинциальностью. Хотя и павильон выглядел стильно, и парк в Волынском был не хуже, чем Венский лес…
Саша пожала плечами, заодно сбросив распорядителю на руки палантин, и вслед за Гришкой пошла к занавеске, за которой находилось то, что в ближайший час ей предстояло считать сценой и зрительным залом.
Глава 2
– Вот и все! А ты боялась.
Гришка вытер лоб. Он был пухленький, и пот начинал лить с него градом, как только он брал в руки скрипку; это еще с консерваторских пор было известно. Да и газовая горелка действительно полыхала на сцене так, что жарко стало даже Саше в ее муаровом платье с открытыми плечами.
Она чуть было не ответила, что нисколько не боялась, да вовремя вспомнила, что это просто школьная дразнилка.
«Вот и все, а ты боялась – даже платье не помялось!» – продекламировала Саша, вернувшись домой после своего первого школьного дня.
Мама с папой хохотали до слез, а дедушка не понял, почему они смеются.
Но бог с ней, с дразнилкой, – сейчас она чувствовала не страх, а что-то вроде досады. Наверное, это было слишком заметно, потому что Гришка сказал:
– Ты на нерве всегда хорошо поешь.
Саша не успела ответить – администратор подскочил к ним, помахивая конвертами.
– Замечательно выступили, – скороговоркой сообщил он, протягивая конверты ей и Гришке. – Ваш гонорар.
Несмотря на скороговорку, интонация у него теперь была не суетливая, а небрежно-деловитая.
Гришка свой конверт распечатал и пересчитал деньги; Саша не стала.
– Ужин буквально через пять минут, – сказал администратор и исчез так же мгновенно, как появился.
– Какой ужин? – спросила Саша.
– А видела, что у них на столах? – сказал Гришка. – Стерлядки, осетринка. Ну и мы покушаем.
В превкушении стерлядок Гришка даже облизнулся.
– Рыбы, что ли, никогда не ел? – рассердилась Саша.
Ладно еще в голодные годы, когда и бутерброд с колбасой казался лакомством, но сейчас-то что из-за какой-то стерлядки рваться за стол к незнакомым людям? Один из этих людей смотрел на нее не отрываясь все время, пока она пела, и взгляд у него был жаркий, как пламя горелки, и глаза казались черными неостывшими углями, особенно по контрасту с его снежно-белым свитером.
Саша вспомнила этот взгляд и рассердилась: зачем он запомнился, и свитер тоже – зачем? Избыточные житейские наблюдения всегда ее раздражали.
– На халяву и хлорка – творог, – рассудительно заметил Гришка.
«Не пойду я с ними ужинать», – с досадой подумала Саша.
Она сама не понимала, из-за чего эта досада. Что-то не так. Не то.
Занавеска снова откинулась, и вошла официантка с уставленным посудой подносом. Она подошла к столу и, чуть сдвинув свисающие с вешалки пальто, принялась составлять с подноса блестящие судки. В одном из судков была рыба, содержимое других было не различить. Лицо у официантки было хмурое. Или казалось таким в тусклом свете лампочки, во всем неуюте этих странных закулис?
– Это что? – удивленно спросила Саша.
– Ужин ваш, – буркнула официантка.
– Как ужин? Здесь?..
Спрашивать об этом было глупо – едой был уже уставлен весь стол.
– А вы где хотели? – пожала плечами официантка.
Да нигде она не хотела! Но то, что ужин предложен в закутке, словно кошке, было так оскорбительно, что у Саши даже в висках закололо.
– Здесь же не Вена все-таки, – проговорил Гришка.