В течение нескольких дней подряд была весьма свирепая холодная погода при сильном дожде, так что мы в наших хижинах совершенно промокли; не могли мы разводить и огонь и сушить одежды или варить кушанья. Таким образом, мы лежали в мокрых хижинах, как самые жалкие и всеми оставленные люди, голодая, печалясь и страшась. Воздыхания и слезы были ежедневной пищей некоторых из нас. Нельзя было также решиться пойти в дома татар для отдыха, так как хан нас предупредил, что мы при этом сильно бы рисковали: его подданные имели свободу красть людей и продавать их, где могли.

27 апреля у нас, действительно, украли солдата Вильгельма Гой, шотландца, который в сумерки немного удалился от лагеря. Он не вернулся, сколько мы ни спрашивали о нем. Уже после ухода нашего мы узнали, что его повели в крепость Сахур, лежащую за Тарку.

В течение этих дней в нашем лагере во время стрельбы из лука в цель, устроенной нашими людьми, наш пушкарь Альбрехт Штук [Штюк] из Гамбурга, приблизившийся к цели во время поисков за стрелой, был ранен русским служителем ниже пупа в живот и умер от этого на следующий день. Виновник был в отчаянии и просил, чтобы и его убили. Однако, так как здесь произошла несчастная случайность, и сам пострадавший просил за него, его оставили на свободе. Труп мы, по совету нескольких татарских женщин, которые были втайне христианками, похоронили тайком в том месте, где стояли лошади. [Это было сделано в тех видах], чтобы татары, по уходе нашем, не выкопали его вновь, не сняли с него одежду и не бросили, как у них это было в обычае, на съедение собакам. Другая могила была устроена открыто перед лагерем; здесь совершены были похороны с обычными церемониями.

Здесь же умер и выдающийся русский купец, прибывший с нами из Персии. Труп его заколотили [в гроб], и секретно увезли с собой в Терки, где его похоронили среди единоверцев его. Таким образом, у нас одно несчастие следовало за другим, а в то же время мы должны были, в угоду татарским князьям, посещавшим нас зачастую, заставлять играть наших музыкантов. В данном случае положение наше было немногим лучше тех, кто в давние времена сидели в темницах на реках вавилонских и должны были заниматься музыкой в угоду врагам.

Как кончился апрель, в течение которого мы имели дело с чисто апрельской погодой, мы отправили двух русских к султану Махмуду с просьбой о свободном пропуске. Гонец прибыль на следующий день, т. е. 2 мая, с четырьмя татарами, через которых султан сообщил следующее: он слышал, что Сурхован выставляет его подозрительным перед послами и называет его разбойником; ему, однако, неизвестно, как подобные вещи ему могут приписываться. В свое время он за это сумеет отомстить Сурховану. Нам он обещает всяческую дружбу и помощь. В случае, если ему не верят, он готов прислать, для обеспечения нас, трех знатнейших своих людей в заложники; их мы можем либо взять к себе, либо оставить у Сурхована, пока мы беспрепятственно не минуем его земли. Это неожиданное дружелюбное предложение привело опять к тому, что мы не знали, кому больше всего верить. Правда, этот султан Махмуд не приобрел такой дурной славы за грабежи, как его отец, одного с ним имени (этот последний в данное время, будучи престарелым, старался жить свято и находился на пути в Мекку и Медину, к храму и гробнице Магометовой), но, тем не менее, его считали подозрительным ради его отца и общего нрава всех дагестанских татар.

Мы, однако, тем не менее, удовольствовались его предложением, в особенности потому, что 6 мая получено было давно ожидавшееся письмо от шахского посла, доставившего известие, что из-за запоздавших переводчика и нескольких писцов, ожидаемых им от шахского двора, ему вряд ли удастся раньше месяца выехать из Дербента. Поэтому он предоставлял на волю послов, желают ли они дольше ждать его на этом месте или же в Астрахани. Мы поэтому непрестанно просили у Сурхована об ускорении нашего путешествия, на что этот последний и согласился, получив еще, кроме предыдущего, другой, им самим вытребованный, подарок. Двух из посланных шемхалом заложников, более для обеспечения сохранности своих подданных, лошадей и волов, чем нас, Сурхован взял к себе, а нас отпустил с третьим заложником.

(Книга VI, глава 17)

Отбытие из Тарку и прибытие к шемхалу

12 мая мы вновь собрались в дорогу и рискнули, соблюдет ли Махмуд слово или нет. Багаж везли на телегах, запряженных волами и лошадьми от тарковцев; возчикам пришлось усилить провозную плату втрое: тогда они только согласились запрячь. Когда они, при снаряжении в путь верховых лошадей, захотели еще больше с нас потребовать, мы их оставили на месте, и большая часть людей наших в течение первых двух дней должны были идти пешком. В течение этого дня мы шли через ровную, пустынную местность две мили вплоть до пределов страны султана Махмуда, которую небольшая река отделяет от тарковской области. По дороге несколько татарских князей прибыли к нам и просили, чтобы наш медик Гартман Граман поехал с ними в горы к пациенту. Так как мы опасались, что его там удержать, и не хотели сначала согласиться на их просьбу, то татары оставили двух князей при свите в качестве заложников. Мы ночевали в открытом поле, расставив сильную стражу. Нашим ужином были хлеб и мутная вода. После полуночи татары вновь доставили нашего медика в лагерь.

13 мая, в день Святой Троицы, мы собрались в путь весьма рано и прошли 4 мили по пустынной стране с подлеском. Когда по дороге Алексей ударил одного из возчиков палкой по голове, все татары распрягли своих лошадей у телег и хотели уходить, оставив багаж среди поля; нам пришлось ласковыми словами снова уговаривать их. Мы переночевали в подлеске и легли не евши.

14 того же месяца мы проехали лишь милю и пришли к реке Койсу. Это, по моему мнению, река Albanus, описанная Птолемеем. Она берет начало в Кавказе, несет мутные воды при очень сильном течении, по ширине мало уступает Эльбе, и в данном месте была глубиной более, чем в три роста человеческих.

По эту сторону реки на холме лежит деревня или местечко Андре, в котором султан Махмуд имеет свою резиденцию; говорят, что недалеко от этой деревни находится ключ с кипящим горячим ключом, впадающим в пруд, в котором можно купаться.

Жители этой местности, как говорят, между прочими свадебными церемониями, обладают такой, что каждый свадебный гость приносит с собой стрелу, которой он стреляет вверх в стену или в потолок помещения. Стрелы должны оставаться так, пока они или сами упадут или же сгниют; значения этого обычая я не мог узнать. Жители здесь большей частью рыбаки; часто они находились на реке, так как она богата рыбой, и помощью острых железных крючков, привязанных к длинным местам и удерживаемых на дне, они ловили очень много осетров, а также другую породу рыбы, сходную с осетром.