Этот крестик в течение всей своей жизни он должен носить на шее в доказательство того, что он христианин. Если кого-либо находят мертвым на улице и креста при нем не окажется, то его не хоронят. Священник также назначает младенцу святого и дает ему изображение его. Крещенный в течение всей жизни должен обращаться к этому святому и почитать его икону больше всех других. После этой церемонии крещения священник ласкает и целует ребенка, а также и кумовей; и увещевает их, чтобы они относились к младенцу, как истинные родители, и не посмели вступать в брак друг с другом, так как такие браки у них, как выше сказано, строго воспрещены.

Если двое или трое детей одновременно приносятся для крещения, то каждому из них вновь устраивается купанье обновления, даже хотя бы их была сотня. Однажды бывшая в употреблении вода, которой омыта нечистота первородного греха, должна быть вылита в особое место, и никто уже не должен ею оскверняться. Они полагают, что вода при крещении совершает не только духовное, но и телесное омовение грехов и душевной нечистоты. Так же точно они по-фарисейски пользуются и обыкновенной банею и мытьем во время браков, после совокупления, после выхода семени ночью, после выпускания мочи, омывая члены, при этом применяемые. Многие из них думают, что такое внешнее очищение достаточно для смытая грязи их грехов, в которой они видят как бы материальное существо, к ним приклеивающееся.

Вода для крещения никогда не согревается с помощью огня; в зимнее время дают ей лишь немного постоять в теплом месте.

Взрослых людей, которых предполагают крестить (как делают с переходящими к их религии и как раньше поступали с халдеями) приводят к реке, в которой в зимнее время устраивается прорубь во льду; сюда их с обычными церемониями трижды погружают так, что вода сходится у них над головою. Я упомянул о халдеях: так назывались в наше время некоторые люди — проходимцы, — которые ежегодно получали от патриарха разрешение в течение восьми дней перед Рождеством и вплоть до Крещения бегать по улицам с особым фейерверком, причем они прохожим зажигали бороды и особенно приставали к мужикам. В наше время они зажгли мужику воз с сеном, а когда тот стал им сопротивляться, они сожгли ему бороду и волосы на голове; кто желал быть пощаженным ими, должен был платить копейку (6 пфеннигов). Они были одеты, как во время масленичного ряженья, на головах у них были деревянные размалеванные шляпы, а бороды были вымазаны медом, чтобы не быть зажаренными огнем, который они разбрасывали. Их называли халдеями, обозначая так тех слуг, которые во времена царя Навуходоносора, по преданию, разводили огонь в печи, где предполагалось сжечь трех мужей: Седраха, Мисаха и Авденаго. Может быть, в старину желали при этом напомнить и о чуде, будто бы происшедшем при их обращении. Огонь [разбрасывавшийся ими], они делали из особого порошка, который толкли из растения, называвшегося у них «плаун». Пламя это изумительно и очень весело смотреть на него, особенно когда его бросают ночью или впотьмах; им можно пользоваться для разных развлечений. Поэтому я и предполагаю подробнее на нем остановиться ниже.

…Плаун не что иное, как желтая пыль, выколачиваемая из растения muscus terrestris (земляной мох). Этот muscus называется в [немецких] ботанических справочниках Beerlar или иначе «чертов коготь» (Teuffels Klau); он растет обыкновенно в лесах, где стоят ели и березы, а также и в сухих степях. Мы его находили в русских, а иногда и в лифляндских лесах, густыми массами. Это растение бросает вверх парные шишечки, которые в августе, будучи спелыми, собираются русскими в большом количестве, сушатся в печи, толкутся и продаются фунтами; я сам купил несколько бычачьих пузырей [этого порошку] и вывез с собою. Наряду с пользою, которую он приносит при свежих ранах, мокнущих болячках и в случае опрелости у детей (так как он сушит и исцеляет лучше цинковой окиси [156] ), им пользуются русские для своего халдейского огня, о котором сказано выше. Порошок этот держат в пирамидальной формы жестянке, длиною с пол-локтя, иногда и короче; ее берут в руки и сверху у отверстия держат зажженную свечу или факел; снизу подталкивают ее немного кверху, в воздух, так что немного плауну вылетает из отверстия. Свеча его подхватывает, и он вспыхивает. Если подобное подталкивание в воздух происходит непрерывно, так что одно пламя следует за другим, или же если разбрасывают его вокруг себя, то получается зрелище изумительное. В обществах можно устраивать хорошее развлечение с помощью [плауна]: если тайком наполнить трубку плауном и поднести к огню и дунуть, то, неожиданно для сидящих вокруг, выбрасывается сильное пламя; чтобы при этом получился сильный шум, примешивают сюда превращенную в порошок березовую листву. Свойство порошка плауна такое, что он загорается лишь будучи в воздухе рассеян над пламенем; в иных случаях он не горит, даже если сунуть в него зажженный фитиль или свечу или если насыпать на горящие уголья. Если нет этого порошка, то можно воспользоваться благовонным гумми или тонко истолченною древесною смолою [канифолью], которая, помимо развлечения, дает еще хороший запах в комнате. Плаун сам по себе лишен запаха и не дает дыма…

Халдеи во время своего беганья считались язычниками и нечистыми; полагали даже, что если бы они в это время умерли, то были бы прокляты. Поэтому в день св. Крещения, во время великого всеобщего освящения, их вновь крестили, чтобы смыть с них эту безбожную нечистоту и вновь соединить их с церковью. По принятии крещения они вновь делались столь же чистыми и святыми, как и все остальные. Такие люди иногда оказывались окрещенными раз десять и более. Так как подобные проходимцы совершали много досадных и гибельных выходок с крестьянами и простым людом, а также с беременными женщинами, и из-за игры с огнем не раз вспыхивали пожары, то нынешний патриарх совершенно отменил и эту дурацкую игру и беготню ряженых.

(Книга III, глава 24)

О крещении отпавших христиан и других взрослых

Иностранные и отпавшие христиане, равно как и татары и язычники, обращающиеся к русской вере и желающие креститься, сначала держатся шесть недель в монастыре, причем монахи обучают их религии, т. е., большею частью, их способу молиться, признавать святых, кланяться их иконам и знаменовать себя крестным знамением. Потом их ведут для крещения к реке, где они трижды должны плевать на свою прежнюю религию, как на еретическую и проклятую, и клясться никогда более не принимать ее. После крещения они одеваются в новое русское платье, подаренное им великим князем или другими вельможами, их восприеемниками, и им доставляется содержание, глядя по состоянию их.

В настоящее время подобных отпавших очень много в Москве, так как не только 22 года тому назад, по случаю тогда законченной войны под Смоленском, но и теперь, в течение последних лет пяти, много солдат, большей частью французов, позволили перекрестить себя, чтобы остаться в стране и получать содержание от великого князя, — хотя они и не понимали ничего ни в языке, ни в религии русских. Особенно нужно удивляться, как некоторые знатные и умные люди, из-за постыдной корысти, согласились отпасть и принять русскую религию. Известны примеры французского дворянина по имени Пьер де-Ремон [157] и графа Шляховского, как и в новейшее время Антония де-Грэна и полковника Александра Лесли из Шотландии и иных.

Этот граф Шляховский, о котором я говорил выше, прибыл в 1640 г. в Голштинию и Данию, и трогательно жаловался его княжеской светлости и его величеству королю Христиану IV, как его, происходящего из графского рода Шлик (Слик), ради евангелической религии преследуют католики. Он так убедительно излагал свои дела, что эти государи были тронуты состраданием, оказали ему всяческую милость и дали, по его горестной просьбе, ему рекомендацию и проч. к его царскому величеству в Московии. Когда он, по этому королевскому предложению, был хорошо принят в Москве, он высказал весьма свободный образ мыслей, стал говорить, что он прибыл в страну, чтобы принять русскую религию и остаться у его царского величества. Русским это очень понравилось, особенно потому, что он был знатного состояния — русские это очень ценят, и знал к тому же латинский и польский языки; его охотно приняли, окрестили, сделали его князем и дали ему имя — князь Лев Александрович Шлик. Ему стало отпускаться ежемесячное жалованье наличными деньгами в размере 200 рейхсталеров. Некоторые думали, что он имел виды на брак с великою княжною Ириною Михайловною. Когда он, однако, узнал, что идут переговоры о выдаче ее за иностранного графа и что поэтому уже два посольства отправлены из Москвы в Данию, он почувствовал очень сильную досаду; однако, в конце концов, он остался доволен, что за него выдали дочь знатного богатого боярина. Когда с течением времени упомянутый нами его величество король датский узнал, что этот Шлик не из столь высокого рода, но просто подданный графа Каспара фон-Денгоффа в Польше и что он воспользовался рекомендацией только для того, чтобы перебежать, великому князю сообщена была истина и принесено было ему извинение за предложение, хитростью добытое. Его царскому величеству было крайне неприятно узнать об этом обстоятельстве, но он не захотел отнять раз уже дарованную милость; он оставил за ним титул князя и жалованье, которые и теперь ему принадлежат, но его строго призвали к ответу и бранили за то, что он выдал себя за графа фон-Шлика. И после этого, как и в наши дни, он писал себя князем Львом Александровичем Шляховским и считался среди дворян или гофъюнкеров царя.