— Они на последнем издыхании, — повторяли вокруг. — Африка, Италия, они всюду терпят поражение. Еще немного, и высадятся америкашки. Вот увидите, к четырнадцатому июля они уже будут в Париже.

Дени не интересовался тем, что рассказывали. Единственным напоминанием о войне для него были ролик новостей в кино и сигналы воздушной тревоги. Но и то и другое его не волновало. Тревога всегда оказывалась ложной, и люди, как ни в чем не бывало, продолжали ходить по улицам, пока сирены не начинали выть снова, извещая об окончании тревоги. В кино, куда Дени ходил с родителями, в новостях сообщалось, что германские войска, по-прежнему превосходя противника, наносят ему удары на всех фронтах и отступают в стратегических целях. Дени был совершенно равнодушен к стратегическим отступлениям и думал, что самое разумное — дать «им» сражаться, сколько заблагорассудится, раз все так идет. Во всяком случае, сестра Клотильда сказала, что союзники выиграют войну. Значит, они ее выиграют. Пусть «они» сражаются и оставят их в покое.

Несколько дней спустя началась забастовка. Но к великому неудовольствию учеников она оказалась короткой. На улицах все заведения оставались открыты и продолжали ходить трамваи. День прошел безо всяких происшествий, только в здании гестапо, расположенном неподалеку от школы, взорвалась бомба. Воспитатель из первого класса рассказал, что взрыв снес целый этаж и убил трех военных, причем одного — полковника. Правда, трамваи ушли в депо раньше обычного.

В тот вечер Дени встречался с сестрой Клотильдой в маленькой церкви и вернулся домой пешком.

На следующий день трамваи из депо не вышли. Мадам Летеран сказала, что школа слишком далеко, чтобы идти туда пешком, и Дени остался в кровати. Около девяти утра он помылся и отправился в парикмахерскую на углу. Взял журнал и стал читать в ожидании своей очереди.

В эту минуту объявили воздушную тревогу.

— Ну вот, — сказал маленький лысый парикмахер, — опять начинается.

— Не волнуйся, — сказал клиент, — это все ерунда.

— Я не волнуюсь, просто мне эти сирены действуют на нервы. Меня трясет от них. Не могу ничего с собой поделать, когда слышу, сразу начинает трясти.

Дени по-прежнему читал. Сирены выли. Его посадили стричься. Дени смотрел в зеркало и слушал, о чем говорят мужчины.

— Уже полчаса, как началось, — сказал парикмахер. — Раньше они были короче.

— Только не трясись, когда стрижешь, — сказал тот же клиент. — А то оттяпаешь парню уши.

— Ой, бедняга, — сказал парикмахер. — Я уже не трясусь. Меня сирены нервируют. Разве я трясусь, скажи, сынок?

— Надеюсь, что нет, — сказал Дени, — мне мои уши дороги как память.

Парикмахер захохотал и посмотрел на Дени в зеркало.

— Ты храбрый малый, — сказал он, — хорошо держишься. Как любовные дела, в порядке?

— Ничего себе, — сказал Дени.

Парикмахер замолчал и принялся за работу. Закончив, снял салфетку, обмотанную вокруг шеи Дени.

— Ты красив, как бог, — сказал он.

Дени заплатил в кассу и вышел.

— До свидания, сынок, — сказал парикмахер. — Смотри, уши на месте. Я трясусь, только когда воют сирены.

Когда Дени уже шел по улице, он вспомнил, что мать просила его купить бутылку аперитива в соседнем баре, потому что завтра к ним на обед должны прийти родственники. В зале было немноголюдно, тихо и прохладно.

— Дайте мне бутылку аперитива, — сказал Дени барменше. — Чинзано. Для папы.

Женщина пошла за бутылкой. Дени наклонился над одним из столиков — посмотреть газету. Кто-то из посетителей говорил, что эти типы, которые торгуют алкоголем, неплохо живут, но Дени не обратил внимания на говорившего. Услышав рев самолетов, приближавшихся к городу, он посмотрел на сидевших в баре мужчин. Те по очереди поднимались, глядя на потолок и прислушиваясь.

— Так, — сказал один, — попал.

Тут же раздались сильные взрывы со стороны моря. Дени подошел к двери посмотреть, что делается в небе. Он ничего не увидел. Небо было голубым. Прохожие на улице вдруг кинулись врассыпную.

— Я ухожу, — сказал мужчина в баре, — они попали в цель, пойду в убежище.

Взрывы раздавались все чаще.

— Это зенитные орудия, — сказал мужчина, выходя.

В дверях он повернулся к оставшимся. Внимательно прислушался.

— Это зенитки, — повторил он, — я знаю, я служил в противовоздушной обороне в тысяча девятьсот сороковом. У нас даже не было снарядов.

— Тогда откуда ты можешь знать, что это они? — спросил другой. — Если у нас были такие артиллеристы, как ты, понятно, почему мы проигрываем.

Мужчина ушел, не сказав ни слова. Когда взрывы зазвучали громче, Дени тоже вышел. На улице люди, сбившись в испуганные стайки, бежали по направлению к бомбоубежищу. Дени забыл взять бутылку, но решил, что вернется за ней потом. Когда он добрался до дома, бомбы начали падать возле вокзала и дальше, на другом конце города, недалеко от набережной.