Когда Мейнард скончался, Бертольд, аббат ордена цистерианцев, также из Бремена, был послан [в Лифляндию] епископом. Этот последний, думая не только словом, но и мечом, привести варваров к послушанию христианской вере, выступил против них в поход. При этом, находясь верхом на буйной лошади, он попал в середину отряда варваров и был ими умерщвлен. В той же битве, по преданию, погибло 1100 христиан и 600 эстонцев, как рассказывает писанная по-старосаксонски бременская хроника, имеющаяся в библиотеке моего милостивейшего государя. Бертольд же, по преданию, положил начало городу Риге, Иоганн Магнус в своей «Gothorum Sveonumque historia» в главе 9 полагает, что это произошло в 1186 г. по Р. X.

После Вертольда бременцы отослали в качестве третьего епископа из своей коллегии — Альбрехта в 1169 [97] [1199] г. Он, как рассказывают, окончательно достроил Ригу и в 1200 г. окружил ее стеною. Он счастливо правил 33 года и помог распространить христианскую веру в Лифляндии. Как усматривается из вышеупомянутого манускрипта, Альбрехт, каноник в Бремене, сам, из ревности к христианской вере, вызвался ехать в Лифляндию, чтобы действовать против нехристиан. После этого он съездил в Рим, где папою был утвержден в сане епископа. Папа уполномочил его учредить новый орден в Лифляндии и предоставить рыцарям, по завоевании страны, треть всех земель, с тем, чтобы получилась помощь против язычников. Из Рима епископ Альбрехт опять вернулся домой, присоединил к себе несколько храбрых мужей из числа друзей своих (наиболее видные из них были Энгельбрехт и Теодорик фон-Зенгаузен), направился с ними, в сопровождении многих других, в Лифляндию, учредил орден меченосцев, в котором Вино [Венно фон-Рорбах] был избран первым магистром, и со свежими силами выступил против варваров. Король Сигизмунд польский, подчинив себе всю Лифляндию, упразднил этот орден в 1561 г. по Р. X., после того как он просуществовал 357 лет. Орденским знаком у них были два красных меча, крестообразно наложенных один на другой; этот знак они носили на своих плащах, как рассказывает Франциск Менений в соч. «De Originibus Ordinum Militarium». Когда оказалось, что варвары слишком сильны и часто одерживают победы, то меченосцы призвали на помощь гохмейстеров, т. е. тевтонский орден в Пруссии (по словам Хитрея, основанный королем иерусалимским Фалько). Оба ордена соединенными силами покорили варварские народы, привели их к послушанию и насадили среди них христианскую веру.

И теперь еще в Леттии и Эстонии много потомков этих варваров, не имеющих ни городов, ни деревень, но являющихся рабами и крепостными на службе у поместного дворянства и у горожан в городах. Они сохранили еще родную свою речь. Хотя эстонский язык и не имеет никакого родства с латышским, но обыкновенно и эстонцев и латышей одинаково зовут «ненемцами».

У них имеется и особый свой костюм, а именно: женщины носят узкие платья, вроде мешков, на которых сзади висят медные цепочки с бляшками вроде монет, а внизу, в виде каймы, находятся желтые стеклянные кораллы [бусы]. На шее знатнейшие из них, чаще же всего кормилицы, носят плоские серебряные кружки, величиною с полталера и с талер. Кружок, висящий ниже всех других, величиною с деревянную дощечку или подставную тарелку. Все они тонки, точно жестяные.

Незамужние ходят с непокрытыми головами зимою и летом; волосы у них, не связанные узлом и [к тому же] подрезанные, свисают на плечи, так что с головы они совершенно похожи на парней. Одежды их из плохого грубого сукна и холста, который они ткут и изготовляют сами. Летом носят они обувь из лыка, зимою же из недубленых грубых бычачьих и коровьих шкур. Большинство из них — бедные люди, у которых нет ничего, кроме того, что на них надето и что они кладут себе в рот. Поэтому, когда справляют свадьбу, они, помимо того, что им подарит их помещик, устраивают еще складчину между собою, участвуя в ней кто чем может. Пируют они при этом так великолепно, как только в силах.

Церемонии и обряды свадебные у них, большею частью, следующего рода. Если невеста и жених из двух различных деревень, то жених привозит невесту на лошади. Она сидит за ним и правой рукою обнимает его за талию. Спереди едет волынщик, затем следуют двое дружек с обнаженными саблями, которыми они крестообразно ударяют в дверь брачного дома; потом они втыкают их остриями в балки вверху того места, где сидит жених. Жених, ведя таким образом свою невесту, имеет в руках палку, в конце которой защеплены два медных пфеннига, которые он уплачивает за пропуск тем, кто перед ним загораживает ворота. У невесты имеются красные шерстяные ленты: их она бросает на дороге, особенно на перекрестках или же где стоят кресты на могилах некрещеных детей, которых они хоронят не на кладбище, но у дороги.

За женихом следуют в том же порядке верхами остальные гости, мужья со своими женами, парни с девицами.

У невесты, пока она сидит за столом, на голову накинут платок, покрывающий ей лицо. Подобный обычай существует у московитов или русских, а также у персов и армян.

Кстати, покрывание лица невесты было весьма древним обычаем; подобного мнения и Плиний. О том же свидетельствует Лукан, говоря во 2 книге поэмы «О фарсальской войне».

Точно также Тертуллиан в книге «De virginibus velandis» [ «Об одевании покрывал на дев»], упоминая о Ревекке, которая с покрытым лицом вышла навстречу жениху своему, говорит в главе 11: «И у язычников невесты приводятся к мужьям в покрывалах». Отсюда, как полагают, получило название латинское слово Nuptiae («свадьба»): ведь слово nubere у древних обозначало «покрывать», «закутывать», как об этом можно подробнее прочитать у Розина в его «Antiquitates Romanae» в 37 главе 5 книги.

Как только ненемецкие невеста и жених посидят немного за столом и поедят, их зовут и уводят на постель, хотя бы это и было среди бела дня. Тем временем гости веселятся и забавляются; через 2 часа новобрачных опять приводят и затем всю ночь пляшут и пьют с таким увлечением, что наконец один тут, другой там валятся на пол и засыпают.

Что касается их веры и богослужения, то предки их, как выше сказано, 400 лет тому назад были приведены к христианской вере. Теперь они, наравне с лифляндскими немцами, принадлежат к аугсбургскому исповеданию. В городах и деревнях имеются их церкви и проповедники, которые на ненемецком языке проповедуют им Слово Божие и совершают им требы.

В некоторых местах, в деревнях, в наше время этот народ очень плохо приучали к вере, так как работа зачастую предпочиталась богослужению. Поэтому они жили в большом невежестве, причем у многих не столько чувствовалось христианское рвение к истинной богобоязни, сколько сердечная привязанность к языческим и идолопоклонническим обрядам. Например, они избирают в разных местах, в особенности на холмах, известные деревья, которых ветви они вплоть до верхушки подрезают; затем деревья обвивают красными лентами и под ними совершают суеверные заклинания и молитвы, имея в виду только сохранение и умножение благоденствия в здешнем мире самих молящихся и их родных.