— Его жену! Чрезвычайно рад с вами познакомиться, мадам! Позвольте мне представиться: я персидский шах. А теперь, пошевеливайтесь.

Ася вынуждена была прибегнуть к свидетельству венчавшего ее священника, и пришедшие в чрезвычайное замешательство люди после долгих извинений оставили ее в покое. Инкогнито было раскрыто. Однако понадобилось еще восемь дней, чтобы генерал Кисляков, после визита к госпоже Яблоковой, обнаружил место пребывания жены своего главнокомандующего и передал ей короткое письмо от 13 мая: «Думаю, Тебе уже известны подробности нашего похода или о них расскажет Кисляков.

Моя душа полна Тобой. Я сейчас не могу и не хочу связно описывать события.

Жив. Здоров. Бодр. Сознаю крайнюю сложность обстановки, но вижу просветы. Борьба — до конца.

Все мои мысли, желания, мечты — к Тебе, любимая, к Тебе, моя желанная».

Сердца добровольцев забились сильнее при приближении к городам, где жили их друзья, родители, невесты. Но никто из них не получил отпуска, и поэтому главнокомандующий не мог и себе позволить встретиться с Асей. Что касается «чрезвычайно сложной ситуации», то ему не нужно было много времени, чтобы в ней полностью разобраться. Отрезанный от «внешнего мира» в течение восьмидесяти дней, генерал поспешил заполнить лакуны и проанализировать все, что ему удалось узнать.

Сепаратный мирный договор, подписанный 3 марта большевиками в Брест-Литовске, отрезал от России миллион квадратных километров территории и лишил ее 45 миллионов человек населения, повесил на страну долговые обязательства в размере 7 миллиардов золотых марок. 700.000 немецких солдат покинули Восточный фронт и перешли на Западный. Под командованием французского генерала Фоша французы и англичане, с нетерпением ожидавшие прибытия американского подкрепления, отчаянно сопротивлялись этому усилившемуся противнику.

Согласно Брест-Литовскому договору, австро-германцы расположились в России, заняв пространство на сотни километров в глубь страны — между Финским заливом на севере и Черным морем на юге. 12 марта австрийцы оккупировали Одессу. Войска немецких генералов Кнерцена и Коха заняли Крым, большой индустриальный город Ростов и порт на Азовском море Таганрог. Советы, которые перевели правительство из Петрограда в новую столицу Москву, не имели достаточно сил противостоять с оружием в руках этому вторжению и довольствовались протестами на дипломатическом уровне. Они лишь позволяли частям Красной гвардии, которые, как они утверждали, вышли из-под их контроля (иногда это было действительно так), нападать то тут, то там на вчерашнего врага.

«Суверенная» Украина, оккупированная немцами, избавилась от своего социалистического правительства, которое, однако, в свое время способствовало установлению ее «независимости». Выборы, проходившие под надзором захватчиков, отдали «власть» в руки человека, абсолютно преданного немцам, — гетмана Скоропадского. Окруженный министрами-германофилами, он не мог выступить против своих друзей. Целыми составами вывозились на запад богатства страны.

Дон, частично освобожденный красными, но, в основном, находившийся под властью немцев, выбрал нового атамана — также германофила. Им был старый знакомый Деникина генерал Краснов.

Какие выводы можно было сделать из всех этих событий?

Очевидно, союзники не могли безразлично относиться к создавшейся в России ситуации. Россия теперь поставляла немцам зерно, масло, уголь, нефть, а также людей, поскольку на Запад возвращались 2 миллиона австро-венгерских пленных. Было и еще нечто очень важное. Значительные запасы военного снаряжения, переданные союзниками Временному правительству, хранились в портах Архангельска, Белого моря, Мурманска, Баренцева моря, Владивостока и Японского моря. Государства Центральной Европы имели виды на эти богатства, и Россия, таким образом, превратилась в «арену столкновения различных интересов». Добровольцы заявляли о своей солидарности с союзниками, но, увы, они не в состоянии были в данный момент противостоять немецкой армии, которая считалась самой лучшей в мире.

Поэтому первый вывод, который сделал Деникин: «бдительный нейтралитет» должен быть противопоставлен «благодушному нейтралитету», навязываемому России германской стороной.

Добровольцев занимала и другая важная проблема — будущий политический режим в России. Многие их них были монархистами — одни желали возвращения заключенного в сибирскую тюрьму императора, другие мечтали о новой династии. Значительное число придерживалось республиканских взглядов. «Если я подниму республиканское знамя, — говорил Деникин своему другу генералу Тикменеву, — я потеряю одну половину армии. Если подниму монархическое знамя, то потеряю другую половину. Но ведь наша основная задача — спасение России!»

Второй вывод, сделанный Деникиным: первейшей задачей остается созыв Учредительного собрания, которое определит состав будущего правительства.

Раскол между монархистами и республиканцами был не единственной угрозой единству армии. Добровольцы завербовались в армию на четыре месяца, и теперь срок их службы подходил к концу. Захотят ли они возобновить ее? Не слушая советов своих приближенных, Деникин дал всем желающим трехнедельный отпуск. Добровольцы были в восторге.

— Вы очень рискуете, — вздохнул Романовский. — Многие ли из них вернуться к нам?