На его губе ощущалась легкая припухлость, но его это, казалось, не беспокоило. Спустя немного поцелуи его сделались более страстными.

— Послушай, не снять ли тебе пальто? Так, для начала.

— Давайте лучше назначим свидание, — сказала она, — когда я вернусь из отпуска. — Я еду всего на две недели.

— Правильно. Точно. На том и порешим. Но сегодня само собой. Завтра, к примеру, мы оба можем угодить под автобус. — Он начал расстегивать ворот ее платья. Она резко оттолкнула его руки. Скорее под влиянием порыва, чем сознательно, — эта была инстинктивная реакция, к которой примешивался еще и страх. Принадлежи он к тому разряду мужчин, от которых она этого ожидала, она бы, пожалуй, отреагировала более тактично.

Он откинулся назад и провел рукой по своей пышной черной шевелюре.

— Маленькая Устричка. Сказочная девочка. Я от тебя без ума, клянусь честью. Где же скрывается жемчужина? Ну-ка раскроем ракушку.

Он попытался стянуть с плеч ее платье, но мешало пальто, и ворот лишь слегка сдвинулся. Тогда он переменил тактику — положил ей руки на колени и полез под юбку.

Она быстрым движением сдвинула колени и метнулась в сторону, стараясь вылезти из машины. Ей никак не удавалось отыскать ручку, и она ощупывала пальцами дверцу. Тяжело дыша, он снова откинулся на своем сидении, и она поняла, что он смеется над ней. Его удивительно неприятный смех показался ей сейчас особенно неуместным. Она перестала шарить рукой по дверце, понимая, в какое глупое положение попала, и в то же время чувствуя, как от страха у нее перехватило дыхание.

— Ну, хватит ломаться! — сказал он. — Тебе уж пора разбираться что к чему. Чего ты робеешь?

— Вы украли эту машину? — спросила она.

— Ну и Устричка — еще подозревает! Нет, понимаешь, я ее не крал. Она принадлежит моей тете. Я у нее работаю. Она богатая. Когда нужно, я у нее одалживаю машину, ясно? Хочешь докажу, что не вру? Я тебя в следующий раз с ней познакомлю.

От главной магистрали их теперь отделяло не более четверти мили; она видела свет фар проезжавших машин. Ночь была сырой и туманной, и фары прорезали мглу, словно прожекторы. Они стояли у рощицы — вокруг росли низкорослые деревца и мелкий кустарник.

Он сказал:

— Ну, ладно, ладно. Успокойся. Ты не успокоишься, пока всего не узнаешь, верно? Так вот, успокойся. Полдня я работаю у этой старой тетушки шофером. Она мне не родная тетя. Вот и все дела. Вот и вся разница. Она мной довольна и позволяет мне брать машину в любое время, когда мне заблагорассудится. Вот таким путем да еще боксом я и живу. Я же тебе говорил. В деньгах не нуждаюсь. Но скоро заработаю еще больше. Видела, как я сегодня разукрасил ирландца? Не пройдет и нескольких месяцев, как я сделаюсь важной персоной. Вот так. Слово Годфри. Итак, теперь ты все знаешь. Ну, как, довольна?

— Довольна. Да. Я удивлялась. Теперь все понятно.

— Теперь ты знаешь.

— Да.

— Это что-нибудь меняет?

— В каком смысле?

— Ну, теперь все расшифровано. Смотри, эти сидения откидываются назад. Просто нужно покрутить ручку.

— Нет, Годфри, не могу. Я просто…

Он погладил ее по руке. — Это займет всего десять минут. И вреда никакого, даже если ты не готова. Слово Годфри.

Она вздохнула и постаралась придать голосу спокойствие и твердость.

— Не могу.

— В чем дело? Только не эти старые увертки. Или, может, я тебе не по вкусу?

— Нет, что вы. Мне трудно объяснить…

— Попробуй со мной. Ну чего ты испугалась?

Она не ответила, чувствовала, что он все равно не поймет. Не всегда свою мораль можно навязать другому. Но можно ли отстоять свое право иметь собственное достоинство, нечто свое, личное, или, по крайней мере, показать, что ты чего-то стоишь? Как высказать все это, не вызвав в ответ взрыва смеха? Перл всегда терпеть не могла мужчин, которые сразу на нее набрасывались, полагая, видимо, что с ней можно обращаться, как со своей собственностью. Но, господи, ведь это не впервые. В чем же разница между ним и теми другими?

Он предложил ей сигарету, и она взяла, хотя, по правде говоря, курить ей не хотелось.

На этот раз он нарочно воспользовался своей зажигалкой, чтобы получше разглядеть ее безупречную кожу и красивый профиль. Но при свете стало заметно, с какой напряженностью он на нее смотрит. Они продолжали молча курить. Она страстно желала только одного — чтобы он завел машину и двинулся вперед, но не говорила об этом. Она убеждала себя, что он хорошо с ней обошелся, потратил на нее с трудом заработанные деньги и теперь, естественно, ожидал получить то, что привык получать. И хотя ему было только двадцать три года, ей казалось, что она имеет дело с человеком на десять лет старше. Хотя он завлек ее сюда обманным путем — что ее раздражало, — она не могла ему это высказать, иначе он примет ее за хитрую авантюристку.

Наконец она не выдержала:

— Часы верно идут? — она указала на циферблат.

— Да. Все в порядке, не беспокойся. Как насчет прощального поцелуя, а?

Они поцеловались еще несколько раз, это было приятно. Он целовал ее не так жадно, как раньше, и ей это даже доставило удовольствие. Но вдруг рука его осторожно скользнула ей под юбку и попыталась стянуть с нее колготы. Это было проделано так быстро и умело, что она изумилась — ловчее она бы не сделала и сама. Она резко отдернула его руки, но они продолжали свое. Минуты две между ними шла неприличная возня: казалось, у него целых четыре руки и они одновременно действуют повсюду. Она начала звать на помощь.