За это время Ирина стала моим вторым «я». Я ощущал её как продолжение себя, своих рук, своих глаз, своих чувств. Многое становилось ясным после того, как я, не умея понять что-то, пробовал увидеть это взглядом Ирины. Иногда мы с ней играли, рассматривая какое-нибудь новое определение счастья «глазами Платона» и «глазами Ирины».

Метания по всей планете, однако, изрядно меня вымотали. Поэтому, когда я, едва-едва доползя до московской квартиры после шестичасового перелёта из Якутска, принял звонок с незнакомого номера и услышал в трубку: «Извините, но мне кажется, я знаю, что такое счастье», мне захотелось в ответ выругаться.

Звонивший оказался довольно известным писателем. В своё время он прославился стильными юмористическими зарисовками о жизни в советскую эпоху. Позже он активно мелькал в политических ток-шоу с названиями типа «Как нам обустроить Россию», а потом пропал из моего поля зрения. Видимо, после того как за обустройство России взялся я, тема для обсуждения исчезла.

Несмотря на стойкое желание отоспаться хотя бы неделю, я согласился на встречу. Слишком уж хорошо знал я свой организм — ни о какой неделе сна он на самом деле и не помышлял, и уже наутро потребовал бы от меня новой кипучей деятельности. Потворствуя, однако, лени, я решил из дома не выходить и вечером следующего дня пригласил писателя к себе.

За прошедшие годы он почти не изменился. Маленький, сухонький, лысоватый, остроносый, уже совсем седой — и в то же время по-прежнему стремительный, подвижный и окрылённый идеями.

— Здравствуйте, Михаил, — я протянул руку, которую он со значением пожал.

— Вы ищете счастье? — Гость сразу перешёл к делу.

— Да, можно сказать и так, — кивнул я, приглашая его присесть.

— А будет ли мне позволено узнать, для чего вы ведёте эти поиски? — Михаил, уже увлечённый едва начавшимся разговором, жестом отказался от предложенного чая. Он рвался вперёд, как охотничья собака, возбуждённая запахом зверя.

Я не спешил отвечать, навязывая свой ритм беседы. Размешал сахар в чайной чашке. Задумчиво посмотрел в окно. Взглянул на напряжённого писателя, улыбнулся.

— Всё очень просто. Я хочу сделать людей счастливыми. Всех.

Михаил резко откинулся в глубь кресла. Пожевал губами.

— Всех — это, пожалуй, чересчур. — Он пытливо уставился на меня и добавил: — Хотя вполне в вашем духе. Максимальное действие. Вы же герой.

Я поднял брови.

— Герой, герой. Не притворяйтесь, что удивлены. — Писатель позволил себе улыбнуться и сразу же приобрёл более дружелюбный вид. — Именно такой герой и был нужен стране. Любимчик богов, судьбы, провидения — назовите, как хотите. И я, честно сказать, потрясён всем тем, что вам удалось сделать.

Я невозмутимо полоскал в чае лимон, отчего напиток приобретал всё более светлый оттенок.

— А теперь вы задумались о счастье, — Михаил говорил чуть более громко, чем требовалось для беседы двух человек. — И сразу же хотите осчастливить всех! Достойная цель. Уважаю.

Я сделал глоток. Чай был всё ещё слишком горячим, поэтому мне пришлось отставить чашку в сторону.

— По телефону вы сказали, что знаете, что такое счастье, — напомнил я Михаилу цель беседы.

— Да, — писатель опустил руки, которыми он только что пытался размахивать, как при декламации. — Я посвятил этому несколько лет своей жизни. Создал целую теорию, долго носился с ней, пытаясь открыть человечеству глаза. Но… — Он махнул рукой. — Издал даже в нескольких вариантах — и в научно-популярном, и в виде беллетристики. Не читали?

— К сожалению, нет.

— Тогда придётся долго рассказывать. У вас есть время?

Я непроизвольно взглянул на часы. Слушать длинную лекцию не хотелось.

— Давайте как-нибудь покороче, — попросил я. — Сумеете?

Писатель кивнул. И на несколько секунд замолчал, задумавшись.

— Счастье — это ведь не когда всё есть, верно? Не благоденствие. Не состояние полного удовлетворения всех человеческих потребностей. Вы это уже поняли, надеюсь?

Я вспомнил недавнюю встречу с сатанистами и кивнул. Михаил удовлетворённо продолжил:

— В самых благополучных, в самых сытых и богатых обществах как раз и зарождаются бунтарские настроения. Вдруг увеличивается число самоубийств. Появляются движения вроде хиппи или нахов. С жиру бесятся, как об этом обычно говорят.

Я сделал ещё один глоток чая. Его уже вполне можно было пить.

— А самые счастливые люди — это те, чья жизнь состоит и из горя, и из счастья, напополам, — Михаил поднял указательный палец. — Таким людям жизнь кажется более полной. Их бросает из стороны в сторону — и счастье по контрасту с горем становится гораздо слаще, чем само по себе.

— Вы предлагаете устраивать людям гадости, чтобы сделать их счастливыми? — Я насмешливо взглянул на писателя.

— Нет! Гадости придут сами по себе — вам и не потребуется ничего специально устраивать! Чтобы получить максимум ощущений, испытать всю полноту бытия, человек должен замахнуться на максимальную цель. Сделать максимальное, предельное действие, на грани своих возможностей — умственных ли, физических ли. Понимаете? И сделав, свершив это — он и реализует себя, ощутит свою значимость, станет счастливым. Вот такой простой рецепт счастья — сделай самое большее, на что ты способен.