Шрифт:
Насколько мог судить Крюдер, следующие несколько недель не обещали приключений. Люди на борту вспомогательного крейсера имеют строго определенные обязанности, и если ничто не отвлекает их от повседневных дел, моряки начинают скучать. Крюдер отлично знал, что у него на борту около трехсот отличных матросов, иначе говоря, триста человек, имеющих разные характеры, мысли и чувства, настроения, проблемы, сильные и слабые стороны.
В свободное время, которого у него теперь стало больше, Крюдер методично обходил помещения корабля. Его можно было встретить в самых неожиданных местах — например в прачечной, где морские волки стирали свое бельишко. У Крюдера всегда и для всех находилось дружелюбное слово и хороший совет, он никогда не гнушался никакой работы, чтобы подкрепить свои слова личным примером. Как-то раз он пришел в прачечную.
— Эй, парни, да здесь жарко! — воскликнул он и снял китель.
В этот момент в помещение вбежал чрезвычайно жизнерадостный матрос и, увидев наклонившуюся фигуру, от души шлепнул ее по заднице, к немалому ужасу всех остальных, знавших, кому эта задница принадлежала.
— Боже милосердный! — воскликнул один из моряков.
Больше не было произнесено ни слова, и, хотя в прачечной было жарко, присутствующих прошиб озноб. Шутник, обнаружив, что смотрит в лицо капитана, позеленел и стал бормотать извинения.
— Да ладно, — отмахнулся капитан, — и нечего стоять здесь, разевая рот, как треска. — Помолчав немного, он добавил: — Судя по всему, вас здесь неплохо кормят, силенок явно прибавилось.
«Капитан одобрил рацион матросов», — записал в журнал вахтенный офицер.
Другой частью корабля, куда обычно не заглядывают капитаны, был свинарник. Крюдер же посещал его регулярно. Он любил лично следить за всем и хорошо знал, как важно для всех хорошее самочувствие его щетинистых обитателей. Обычно он оставлял дверь открытой, чтобы ослабить царивший в помещении густой аромат.
— Доброе утро, Эмей. Как дела сегодня?
— Доброе утро, господин капитан. Все как обычно. Все свинки в порядке.
Свинаря на самом деле звали Шнееклот, и он часто недоумевал, почему Старик называет его таким диковинным именем. Он был сыном фермера из Фленсбурга и имел дело со свиньями еще до того, как Крюдер назначил его присматривать за животными на «Пингвине». Он ничего не слышал о преданном свинопасе Одиссея, но с душой относился к своей работе и иногда даже спал в свинарнике. Крюдер немало позабавился, когда однажды, войдя в свинарник, увидел висящие на стене вещи свинаря. Очевидно, негромкое ворчанье его довольных подопечных помогало ему уснуть.
— Обосновался здесь, Эмей? — спросил капитан, кивнув на висящую в стороне рубашку матроса.
— Нет, господин капитан, — поспешил ответить Шнееклот, отлично понимая, что жить в этом помещении для человека неправильно. — Просто проветриваю и просушиваю исподнее.
Крюдер от души рассмеялся и приступил к осмотру свиней. Они были явно довольны своей судьбой и мирно толстели, без ограничения питаясь отходами с камбуза под бдительным оком фермерского сына из Фленсбурга.
— Нам следует придумать для тебя специальную нашивку, Эмей, — сказал Крюдер. — Что ты думаешь о переплетенных поросячьих хвостах, окруженных лавровым венком?
Шнееклот не всегда понимал шутки капитана, но не сомневался в его хорошем отношении, и в течение долгого времени неофициальный судовой свинарь был одним из самых преданных людей Крюдера. В дополнение к этому, очевидный интерес, проявляемый Крюдером к его четвероногим питомцам, дал ему некий особый статус на борту «Пингвина». С его «связями» считались все, даже старшины.
Как-то раз в полдень на горизонте был замечен дым. Это было впервые за много дней. Прозвучал сигнал тревоги, и люди заняли места по боевому расписанию. Крюдер вывел «Пингвин» на удобную позицию и стал ждать, пока незнакомец приблизится. Вскоре стало ясно, что это японский сухогруз, а еще через некоторое время старший помощник идентифицировал его как «Гавайи-мару». Судно, очевидно, шло в Буэнос-Айрес, и Крюдер дал ему уйти.
А тем временем на борту произошла небольшая трагедия. Лейтенант Габе описал ее в своем дневнике следующим образом:
«Я выпустил Макса и Морица из клетки, чтобы они немного полетали, и как раз в это время зашел Рихе с Джимом, одной из наших собак. Все было нормально. Мориц находился вне пределов досягаемости, но Макс сел на краешек цветочного горшка, должно быть, хотел поклевать листики. И в этот момент Джим бросился на него. Я уже думал, что Максу пришел конец, но оказалось, что конец пришел только его хвосту. Теперь он летает с голым задом, а во всем остальном вроде бы нормально себя чувствует. Только больше не поет. Обиделся, наверное. Какой стыд!»