Шрифт:
На трон царь вскарабкался, корону залихватски набекрень сдвинул, печать для царских указов в валенки сунул, шубу на плечи накинул второпях левой стороной кверху.
Царица со страху руками плеснула, о снег грохнулась и ногами дрыгат. Министеры, генералы и все царски прихвостни от испугу завопили:
— Ай, царь шубу надел шиворот-навыворот, задом наперед. Быть царю биту!
Кабы не паровоз, кони — вся тройка — от этого крику на месте не удержались бы, унесли бы царя и с печкой, и с троном, и с привязанной короной. Паровоз крику не боится. Сам не пошел и коней не пустил.
Вышел один из министеров, откашлянулся и так слово сказал:
— Ваше царско, не езди в Уйму, я ее знаю: деревня длинновата, река широковата, берега крутоваты, народ грубоват. И впрямь — побьют.
Царь едва из-под короны вылез, с трона слез, сел на снегу рядом с царицей и говорит:
— Собрать мою царску силу, отборных полицейских и послать во все места, где народишко от писаных-печатных пряников сытым стал. Пускай моя царска сила старается и сытых в голодных повернет.
Царь на снегу расписался: быть по сему.
К нам приехали полицейски — царска сила. Мы таких страшилишш и во снах не видывали. Под шапками на месте морды что-то кирпично и пасти зубасты растворены — смотреть страшно. Животы что амбары, карманы — товарны вагоны, а зад — хошь рожь молоти, хошь овин на нем ставь.
Страшны, сильны, а на жадности попались. Увидали пряники вкруг наших домов — от жадности затряслись и с разбегу, с полного ходу вцепились зубами в пряничны углы у домов. Урчат, животы набивают, жрут. А нам любо — ведь на каждом пряничном углу пусто место или точка и как раз для полицейских — для царской силы та точка-то. Много полицейски старались, жрали, пыхтели, а дальше углов не пошли: нутра не хватило. Вышла полицейским — точка. Их расперло в огромадну толшшину. Мы радовались, что зимой на холоду, а не летом. В жарку пору тут бы их и разорвало.
Объелись полицейски. Мы у них пистолеты отобрали, в кобуры всяко друго наклали, туши катнули.
И покатилась от нас царска сила.
Царь в город записку послал; спрашивал: как царска сила — полицейски действуют? Записка в подходяшши руки попала и ответ был даден:
— Полицейски от нас выкатились. Царску силу мы выпинали. Того же почету вам и всем царям желам.
Девки в небе пляшут
Перед самой японской войной задумали наши девки да робята гулянку в небе устроить.
На пьяных вызнали, для какого лету сколько пить надобно.
Вот вызнялись девки в гал. Все разнаряжены в штофниках, в золотых коротеньких, в золотых жемчужных повязках на головах. Ленты на шелковы шали трепешшутся, наотмашь летят.
Все наряды растопырились, девки расшеперились.
В синем небе — как цветы зацвели!
Девки гармониста с собой взяли, по прозвишшу Смола.
Смола в небе сел сбоку хоровода, ногу на ногу, гармонь — трехрядка с колокольчиками. Смола гармонь раздернул и почал зажаривать ходову плясову.
Девки в небе — в пляс!
Девки в небе песней зазвенели!
А моя-то баба, на пляс натодельна, в алом штофнике с золотыми позументами выше всех выгалила, да вприсядку в небесном-то кругу пошла.
И у нас на земле пляс. Не отступам, по-хорошему ногами кренделя откалывам.
И разом остановка произошла!
Урядник прискакал с объявлением войны японской.
Да как распушился урядник!
— По какому, — кричит, — полному праву в небе пляску устроили? Есть ли у вас на то начальственно разрешение?
Перевел дух да пушше заорал:
— И это вы военны секреты сверху высматриваете!
Ну, мы урядника ублаготворили досыта, летного пива в его утробу с ведро вылили.
А жаден был урядник, упрашивать не надо, только подноси.
Вот урядника расперло, вызняло и понесло и невесть куда унесло. А нам искать не под нужду было. Рады, что не стало.
Мобилизация
Было это в японску войну. Мобилизацию у нас объявили. Парней всех наметили на войну гнать. Тут бабы заохали, девки пушше того. У каждой, почитай, девки свой парень есть. Уж како тако дерево, что птицы не садятся, — кака така девка, что за ней парни не вьются?
Одначе девки вскорости охать перестали, с ухмылкой запохаживали.
«Что, — думаю, — за втора така?»
А у каждой девки на подоле — то по рубахе, то по юбке — мужички понавышиваны.
Старухи не раз унимали:
— Ой, девоньки, бесперечь быть войне; эстолько мужичков навышивывали!
Девки по деревне пошли, подолами трясли, вышитых стрясли, а взабольшны парни у подолов остались.
Вышиты робята выстроились, как заправдашны рекрута.
Девки в котомки шапок наклали, чтобы было чем врагов закидывать.