— Чем будут отделаны стены? — спросил он, не поворачивая головы, не видя Монферрана, но зная, что тот ожидает его вопроса.

— Темно-голубым шелком, — ответил Огюст, искоса поглядывая на Бетанкура и Аракчеева, которые тихонько перешептывались, оставшись в дверях.

— Ах да, да, вы мне, помнится, говорили! — царь потрогал рукой камин, который Росси оставил наполовину открытым. — Пять цветов… Недурно… Когда же в общем эта часть дворца будет закончена, мсье?

— Полагаю, что к началу будущего года, ваше величество.

— Хорошо. Я так и передам государыне, моей матушке. Ну что же, не стану отвлекать вас, тем более что мсье Бетанкур, кажется, тоже хочет вам что-то сказать или что-то спросить у вас.

— Только несколько слов касательно работы чертежной, подчиненной мсье Монферрану, — живо проговорил генерал. — Я с тем сюда и пришел, ибо дома мсье Монферрана не застал.

— Вы были у меня дома? — немного растерянно спросил Огюст.

Бетанкур заметил его растерянность, однако совершенно неправильно ее истолковал и рассмеялся:

— Я понимаю, что начальник, бегающий домой к своим подчиненным, выглядит странно! Но завтра — неприсутственный день, а вы нужны мне спешно, мой дорогой. Адрес ваш у меня был записан. И кстати, я поимел счастье познакомиться с вашей очаровательной супругой.

При этих словах император, уже повернувшийся было к двери и приготовившийся что-то спросить у Аракчеева, прямо-таки подскочил на месте. На его румяном лице возникло выражение крайнего удивления.

— Что я слышу! — он опять обратился к Монферрану, и в его голубых глазах замерцали колкие искорки. — Наш очаровательный архитектор, оказывается, женат? Это правда, мсье?

Огюст медлил долю секунды. Положение оказывалось опасным. Он хорошо знал, что самодержец всероссийский, никогда не стеснявший себя в вопросах любовных развлечений, очень строго относится к нравственности своих придворных, и чем ниже ступень, занимаемая придворным, тем опаснее для него предстать перед Александром в роли развратника.

— Да, ваше величество, я женат, — просто ответил Монферран. [52]

— О, боже! — вскричал император. — И вы посмели это скрывать?! Вы прячете ее, как турецкий султан, в серале?

— Она того стоит, — заметил Бетанкур. — Мне давно уже не приходилось видеть такой очаровательной женщины! А как она говорит, как умеет улыбаться!.. Поговорив с нею десять минут, я вышел просто околдованный.

— Берегитесь, генерал! — с притворной угрозой воскликнул Огюст. — Я могу не так вас понять…

— Довольно! — прервал его Александр. — Дуэлей в моем дворце, да и за его пределами, я не потерплю. И… вы негодяй, Монферран! Негодяй, деспот и ревнивец! Как вы посмели скрывать от света свою прелестную супругу? Она француженка?

— Да, государь. Она приехала со мною из Парижа.

— И вы ее заперли в четырех стенах! Нет, так нельзя! — губы императора капризно покривились. — Извольте показать ее нам. Послезавтра, кажется, в шесть часов вечера, здесь, во дворце, состоится небольшой прием… Что там будет, господин граф, я что-то позабыл?

С этими словами он обратился через плечо к Аракчееву, и тот немедленно отозвался, хотя до того, казалось, даже не слушал разговора:

— Прием будет по случаю приезда нового греческого посла, ваше величество. Количество приглашенных не так уж велико.

— Вот и прекрасно, граф! Так распорядитесь включить в список и мсье Монферрана с супругой. И извольте, мой любезный белокурый Отелло, привезти сюда свою жемчужину, свою Дездемону. Это я приказываю вам. Вы поняли?

— Да, государь, — едва скрывая охвативший его испуг, ответил Огюст.

Почти сразу царь с Аракчеевым удалились, и Бетанкур завел с Монферраном разговор, ради которого искал его. Росси, извинившись и вежливо распрощавшись с ними, тоже ушел.

Когда же деловой разговор был закончен и генерал принялся рассматривать отделку комнаты, Огюст решился оторвать его от этого занятия и проговорил:

— Могу я, мсье, обратиться к вам с просьбой?

— Разумеется, — живо отозвался Августино. — А в чем она состоит?

— Помнится, вы говорили… — и тут к досаде своей Огюст покраснел, — вы говорили, что если мне понадобится взять в долг, то вы…