— Кто закричал? — резко спросил офицер.

— Вы думаете, я это знаю? — не менее резко отпарировал Огюст.

Полицейский вдруг подобрался, как кошка перед прыжком, и почти сквозь зубы, коротко, отрывисто спросил:

— Вы сами… вы, господин архитектор, были в это время здесь?

— Да, — сказал Огюст. — А что? Вы думаете, это я закричал?

— Нет, конечно. Но вы, значит, должны были видеть, кто кричал. Вы должны были видеть, кто бросал бревна, камни, кто ломал ворота… Вы же знаете в лицо своих рабочих.

— Я их видел со спины, — не моргнув, ответил Огюст.

Говоря это, он подумал: «Надо же! Аракчеев не посмел меня так допрашивать, а этот… Далеко пойдет!»

Офицерик между тем продолжал наступление:

— Вы и со спины могли кого-то узнать, и потом, они же двигались, оборачивались… Послушайте, все можно решить очень просто, без проволочек и дальнейших допросов. Вы хозяин на этом строительстве, как сами сию минуту мне указали, вот и разрешите все сомнения. Назовите сами хотя бы десятка полтора негодяев, примкнувших к изменникам отечества, я их тотчас заберу с собою, и вы ни меня, ни кого-либо из следователей больше здесь не увидите. Даю в том честное слово. Ну так как же? Кто из них?

Столпившиеся во дворе мужики — всего их было здесь не менее четырех сотен — при этих словах замерли и умолкли, будто окаменели. Мастера с немым ужасом уставились на архитектора.

Монферран в первое мгновение тоже онемел, но затем почувствовал желание дико расхохотаться. Это было уже чересчур!

«Ладно, погоди же, мальчишка! — подумал он. — Ты не знаешь еще, на какого стрелянного-перестрелянного воробья напал…»

Он неторопливым шагом подошел к настланным прямо на снегу доскам, на которых все еще лежали, корчась от холода и боли, два десятка подозреваемых, и быстро приказал им:

— Живо одевайтесь!

Приказание было выполнено мгновенно. Затем архитектор обвел взглядом рабочих. Одни смотрели на него с испуганной мольбой, а иные с затравленной злостью. Монферран вдруг тихо выругался по-французски, шагнул в сторону, к поставленной у сарая тачке со щебнем, и, с неожиданной силой дернув за ручки, опрокинул ее. Желтые камушки щебенки хлынули ему под ноги.

— А ну, взять всем по камню! — скомандовал Огюст рабочим.

Те зашушукались, замялись.

— Взять, я сказал! — прогремел архитектор.

— Вы что такое затеяли? — изумленно и не без тайного испуга воскликнул полицейский офицерик.

— Хочу вам кое-что показать! — весело ответил Монферран и опять закричал на рабочих: — Долго вы будете копошиться? Взяли? Очень хорошо! А теперь всем отойти к тому концу двора и встать спиной к нам! Ну! Живо!

— Не понимаю, что вы вытворяете! К чему это? — промямлил офицер.

— Смотрите, смотрите внимательно! — голос Огюста звенел в застывшем от холода воздухе, как стальная струна. — Эгей, ребята, потихоньку посчитайтесь на десятки, и, как только я скажу «Давай!», каждый десятый пусть бросит камешек вперед. Остальные, положите камни в карманы. Ну? Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… Давай!

Среди трех-четырех сотен совершенно одинаковых спин произошло легкое движение, взметнулись четыре десятка одинаковых рук в обтрепанных рукавах, и кусочки щебенки врезались в дощатый забор двора.

— А теперь перемешайтесь, живо! — закричал архитектор, почти откровенно смеясь. — Так, так, топчитесь, меняйтесь местами. И теперь все разом: по-вер-ну-лись!

Все произошло за какие-нибудь две-три минуты. И вот опять одноликая испуганная толпа замерла перед офицером и архитектором, только уже в другом конце двора.

— Я полагаю, у вас, как у всех служащих полиции, хорошая память, капитан? — с наивежливейшею улыбкой обратился Монферран к офицеру. — Вы, конечно, запомнили тех, кто бросал, камни? Ну? Кто же?

— Да ну вас ко всем чертям! — взорвался капитан.

— А-а-а, вот оно как! — Огюст посмотрел на рабочих и вдруг увидел, что смеются и они; смеялись даже те, которых перед этим допрашивали. — Ну а вы сами, господа, скажите: чей сосед кидал камешек, а?

— Мой! — закричал кто-то, тыча в стоящего рядом.

— Не, я не кидал. Это вон этот!

— Сам ты «этот», сукин сын! Ты чо клепаешь на меня?! Да я и камня-то взять не успел! Это не я, Август Августович!

— Вон, вон рябой кидал!

— Брешешь! Сам же и кинул!

Мужики, распалившись, полезли друг на друга с кулаками. Мастера, рыча и ругаясь, побежали их разнимать.

— Дурачье! Что такого, ежели кто и кинул? Не в этом ведь соль… Это ж просто так вам велено было! Да разойдись!