Morana Виктория
Шрифт:
— Что здесь творится? — Юля явно нервничала, очевидно, уже сожалея, что явилась.
— Учимся выражать протест, — спокойно пояснил Дима, аккуратно передвигая девушку подальше от людей, кричащих и снимающих происходящее на фотоаппараты. — Познакомьтесь, — парень указал в сторону своих друзей, терпеливо переживавших посещение Дмитрия еще одним существом женского пола. — Юля, это товарищи анархисты. Анархисты, это Юля.
Юля покосилась на «товарищей», впервые в жизни видя анархиста не на картинке в Интернете, неуклюже помахав молодым людям замерзшими пальцами. Не получив в свой адрес никакой реакции, она переключила внимание обратно на Диму.
— Ты тут остаешься? — спросила она.
— Естественно, — беззаботно ответил он. — Если все уйдут, толку от этого и без того бесполезного митинга не будет никакого.
— Ты дождешься, что тебя арестуют, — нервно оглянулась Юля в сторону метро.
— Тебя тоже, — рассмеялся Дима. — Твое начальство знает, что ты здесь?
— Мой рабочий день закончен, что хочу, то и делаю, — упрямо огрызнулась она. — Нет, не знает. И не узнает, — подумав секунду, добавила она уже спокойнее.
В этот момент «проснулся» ОМОН, завидев подъезжающий к Гостиному двору автобус, куда могло поместиться человек 15 «нарушителей». При виде автобуса Юля окончательно напряглась, инстинктивно отходя дальше от скопления людей. Дима помог ей слезть с ограды, теперь они стояли на одном уровне со всеми, и толпа колыхалась вокруг них, угрожая сбить их с ног или утянуть за собой в опасную близость к полиции.
— А вот это называется «винтаж», — Дима ловко увернулся от пятящейся толпы, а вот Юлю жестко двинули по плечу рюкзаком с чем-то тяжелым. Девушка увидела, как ровный строй ОМОНовцев вклинивается, захватывая в полукруг митингующих, которые в один момент становятся задержанными. Отрываясь от строя, двое или трое полицейских сопровождали человека к автобусу. Люди, стремящиеся оказаться подальше от полиции в момент «винтажа» были практически неуправляемы, снося все на своем пути.
Юля передернулась. Вот уж чего ей никогда не хотелось, так это быть задержанной таким образом. Ей вообще не хотелось приближаться к полицейским, садиться в автозак и проводить ночь в «обезьяннике». Митинг проводился в рабочий день, значит, с утра нужно было идти в офис, а если позвонят начальству? Это же катастрофа, ведь Юля — юрист!
— Я, если честно, хотела тебя забрать, — призналась Юленька, нервно наблюдая за напряженной толпой у Гостиного двора. — Неспокойно как-то, жестко товарищи полицейские действуют.
— Иди домой, Юль, — предложил Дима, которому ее опека была совершенно не нужна. — Ты же меня не к себе домой забирать собралась, а к маме я всегда успею.
— Ну… ладно… — вздохнула она, понимая, что слушать ее парень не будет. Предложить ему развлечение лучше, чем оппозиционный митинг, она не могла. — Напиши, когда тебя задержат, вызову тебе адвоката.
Дима ее уже не слышал, они с друзьями постарались углубиться в толпу, в очередной раз замершую в перерывах между задержаниями. Очевидно, в случае задержания звонить Юле было бесполезно, она хоть и юрист, но с российскими правозащитными реалиями ни разу не сталкивалась: работала по европейским стандартам и понятиям с всякими англичанами и немцами. Совершенно бесполезное существо.
Еще около 30-ти минут он провел на «пятачке», наблюдая, как растет раздражение полиции, а народу на митинге становится все меньше. Против протестующих играли холод и темень, декабрьский Петербург не располагал к долгим гуляниям на улице. Количество людей сокращалось, а значит оставаться в стороне, незамеченным полицией, становилось все сложнее.
— Марш на Исаакиевскую площадь! — провозгласил кто-то, кого еще не успели задержать за излишнюю активность. — Вперед, ребята!
Дима подумал, что это неплохая идея: не марш, конечно, но смена дислокации. ОМОН от призыва переместиться в непосредственную близость от здания законодательного собрания Санкт-Петербурга, несколько удивился и напрягся, но парень не удосужился задержаться, чтобы почувствовать на себе полицейский гнев. Держась на безопасном расстоянии от ОМОНовцев и их автозаков, Дима проскочил «пятачок». Полицейские заметили его бегство, проследив перемещение по слякотной улице вместе с еще несколькими ребятами. Среди них было две девушки, одна из которых быстро отстала, а вот другая, не потрудившись застегнуть куртку, не смотря на холод, лишь припустила вперед, пытаясь раньше Димы оказаться на Исаакиевской площади. На углу Большой Морской улицы девушка оглянулась, подмигнув Диме с таким видом, будто он — самый медлительный человек в мире.
Милых девочек, встречавшихся Диме на улице и с которыми он общался в период поездки в общественном транспорте или стояния в очереди, в жизни парня было предостаточно. Эта была симпатичной, с огоньком в глазах, и явно бесстрашной, такие ему всегда нравились. Через минуту парень догнал ее, молча, подмигнув в ответ. Друзья-анархисты все равно куда-то потерялись, путь до площади молодые люди проделали вместе.
— Часто на митинги ходишь? — поинтересовался Дима в своей обычной обаятельной манере.
— Первый раз. А ты? — хихикнула девушка.
— Только этим и занимаюсь, — с самым серьезным видом ответил он. Девочка снова засмеялась, он смешил многих. — В интересах революции.
— А у нас революция? — удивилась она.
— Сейчас проверим, — пожал плечами Дима и осмотрел Исаакиевскую площадь, стоило им подойти к ней со стороны Большой Морской улицы.
Там не было ни души, кроме одинокого полицейского, расхаживающего туда и сюда возле здания законодательного собрания. Именно неподалеку от него Дима и остановился со своей новой знакомой, закурив сигарету. Очевидно, революция откладывалась. Ничего ужасного парочка не делала, просто переминалась с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть под петербургским ветром, оглядываясь по сторонам. Через какое-то время стало ясно, что от Гостиного двора больше никто не придет. Полиция тоже это поняла, никто не спешил высылать на Исаакиевскую площадь группы захвата, чтобы остановить митингующих.