Гарри-старший приобретал известность и положение в научном мире. Появился материальный достаток. Они купили вот этот дом, но жена не любила его, поскольку в нем всюду были следы ее главной и единственной соперницы — работы мужа. А Гарри все чаще уединялся тут.

Проходило время — сначала оно исчислялось днями, — и страсть брала верх над обоими. Они соединялись в бурном порыве, прощали друг другу все, и на месяц-другой воцарялась идиллия.

Потом все больше времени требовалось, чтобы разжечь огонь, все меньше становилось пламя, и все скорее оно затухало.

Однажды, в период очередной разлуки, когда Гарри жил за городом, жена нашла его в университете и объявила, что изменила ему.

Он сказал: «Хорошо». Повернулся и пошел.

Она бросилась за ним и, ожидая иной реакции, повторяла ему это снова и снова.

Он остановился, взял ее за плечи и сказал: «Я слышал. Ты свободна».

Она сказала: «Я не хочу быть свободна».

Он усмехнулся и сказал: «Я не силен в женской логике. По моим понятиям, все кончено».

Она еще долго бежала вслед, но он не остановился.

В тот же вечер, пока она была на работе, он собрал свои вещи в городской квартире и ушел оттуда навсегда.

Атаки продолжались. Она делала набеги на загородный дом, умоляла, угрожала, соблазняла. Она стала одержимой, когда через полгода поняла, что это конец, что Гарри для нее больше не существует. Она устраивала безобразные сцены в университетских коридорах. Она, забравшись в дом, выкрадывала и уничтожала рукописи его трудов.

Он был непреклонен. Он жалел ее умом, но не испытывал никаких чувств. Он понимал, что все оборвалось, и уже очень давно.

Она покончила с собой так же отвратительно, как вела себя. А чтобы досадить мужу, последний удар она нанесла по сыну, сделав его зрителем своего финального спектакля.

Ему было пятнадцать. Он начал заикаться.

В шестнадцать при получении паспорта он изменил свои отчество и фамилию на дедовы — отца матери.

Прошло время. Сын кое-что понял. Большую роль сыграли в его прозрении, как это ни странно, родители жены, которые, по сути, воспитывали его с детства и теперь взяли опеку над ним. Они постепенно наладили его отношения с отцом.

— Но дружбы между нами не было. Гарри не впускал меня в свою жизнь, и моя его не интересовала… Детские раны вечны — они могут лишь затянуться, но не зажить. А мы оба были ранены в детстве… И наш нежный возраст прошел в напряженной душевной борьбе. Мы постоянно стояли перед выбором — между чувством долга и желанием любви. В пятнадцать мы потеряли душевную опору — самых близких людей…

Гарри отпил вина и долго смотрел на огонь. Лере даже показалось, что он забыл о ее присутствии.

А у нее сжималось сердце, и так хотелось что-нибудь сказать или сделать, чтобы дать понять этому человеку, что ей не безразличны его переживания… Но она не осмеливалась, зная, что многих унижает сочувствие. Почему — этого она не понимала.

— На кого похожа ваша сестра — на мать или на отца? — неожиданно спросил Гарри.

— На прадеда. Но вообще — на папу. А что?

— Есть якобы такое правило: если дочь похожа на отца, а сын — на мать, будут счастливыми. И наоборот.

— Наша Катька вне всяких правил… Но над этим можно подумать. Что еще под счастьем-то понимать?..

— А что вы понимаете? Вы можете сказать, что такое счастье? — Гарри оживился, как ученый, попавший в родную стихию поиска.

— Я?.. Я совсем недавно задумалась над тем, что такое любовь. А вот что такое счастье… это мне в голову не приходило.

— Думаю, это означает, что вы, как минимум, не несчастны. И что же — любовь? Что вы придумали по этому поводу?

— Пока ничего конкретного…

— А вы, простите за нескромный вопрос, любили?.. Или — любите?..

— Вы имеете в виду любовь к мужчине?

— Ну вы же рассуждали, полагаю, не о любви к цветам?

— Вообще-то я рассуждала о любви касательно отношений моей сестры со своим возлюбленным. Но сейчас мне пришло в голову, что любовь — понятие гораздо более широкое, чем просто какой-то частный ее случай: любовь к мужу, любовь к маме, любовь к кошке… Все эти виды связаны… переплетены… Даже не так — у них должен быть один корень. А если его нет, не получится даже любви к цветам.

— Браво! Я впервые слышу такие рассуждения…

— …От женщины, хотите сказать?