— Все на праздник!

Лилли ткнула Дороти в плечо и ухмыльнулась.

— Смотри, смотри, вон твой жених!

— Вот уж нет! — Дороти тоже ткнула Лилли. — Это твой жених! Ты в него влюбилась!

Лилли пихнула ее бедром; Дороти споткнулась, но не успела врезаться в мальчика, потому что Лилли подхватила ее за талию.

— Признайся, хочешь поцеловать его?

Забыв о недавней ссоре, подруги захихикали и не спеша проследовали мимо покрасневшего бойскаута внутрь.

В длинном церковном зале было полно народу; пахло лаком для пола и дорогими духами. На противоположной стене под часами, отстававшими на три часа, висело распятие. На сцене за пианино сидел викарий; то и дело спотыкаясь, он исполнял «Далилу», к вящей радости трех дам, которые глазели на него со смешанным выражением благоговейного ужаса и явной симпатии.

Вдоль стен по всей длине зала, от входа до кафедры, стояли прилавки, оклеенные обоями. Столы ломились под грудами всяких безделушек, пирогов, домашних консервов, вязаных шарфов и перчаток, бетонных стопоров для дверей, кексов с изюмом, цукатами и пряностями, чая, ваз. Можно было принять участие в лотерее, доставать конфеты из мешка с отрубями и играть в «Поймай рыбку». Малыши в форме волчат — младшей дружины бойскаутов — носились между столами, запрыгивали на сцену. И повсюду были дамы в красивых платьях, жемчужных ожерельях, с искрящимися брошками. Дороти наблюдала за тремя дамами на сцене; все они жеманно улыбались викарию. Викарий, очень обходительный, в черной сутане и серых брюках клеш, закончил исполнять «Далилу» и взял чашку с чаем. Испуганный тем, что орда волчат бесилась и вопила на сцене, он поднял чашку над головой, чтобы ее не выбили у него из рук.

— Мальчики, мальчики! — кричал он. — Имейте больше уважения к Господу и этим нарядным дамам!

— Послушай только, как жеманно он говорит! — прошептала Лилли на ухо Дороти. — А какие все нарядные — фу-ты ну-ты!

Дороти окинула подругу в ношеной кофточке и линялых джинсах критическим взором.

— Куда пойдем? — спросила Лилли.

— Я хочу немножко прогуляться одна, — заявила Дороти. — Встретимся через четверть часа. — Не дожидаясь возражений Лилли, она отошла.

Остановилась перед прилавком, на котором были разложены книжные закладки и абажуры, украшенные засушенными цветами и листьями. За прилавком на складном стуле сидела крупная дама в шелковом синем платье и соломенной шляпе. У ее ног стояла корзинка для пикника, откуда высовывал мордочку маленький шпиц. Такие корзинки Дороти видела в фильмах по телику. Обычно они стояли на дне лодки во время речной прогулки, пока мужчина бил веслами по воде, а дама вроде этой возлежала на груде подушек и водила пальцами по тронутой ряской поверхности воды.

Собачонка заворчала, и Дороти попятилась.

— Что тебе показать, милочка? — спросила дама.

Дороти взяла закладку с маками.

— Пять пенсов, — заявила дама. — Настоящие маки! Я сама собрала их в прошлом году в Дорсете.

Судя по внешности дамы, она была из тех, кто печет торты даже тогда, когда ни у кого нет дня рождения. Дороти протянула ей пятипенсовик, и дама положила закладку в бумажный пакетик.

— Ты состоишь в скаутах, милочка? — спросила она, вручая ей пакетик. — Дороти покачала головой. — Чудесная организация. И конечно, там полным-полно симпатичных мальчиков! — Дама отвернулась, чтобы продать другому покупателю абажур: засушенные папоротники под слоем прозрачной самоклеющейся пленки.

Дороти сунула пакетик в карман и огляделась. Через два столика от нее, ближе к распятию, всем желающим предлагали поиграть в «Разбей тарелку». Два младших бойскаута расставляли на полках старые тарелки, чашки и блюда. Мальчишки были тощие, примерно ее лет, в полном скаутском облачении. Даже галстуки у них были скреплены пластмассовыми кольцами. Оба явно гордились своей формой. Третий, бойскаут старшей дружины, стоял чуть в стороне, перед корзиной, доверху наполненной деревянными шарами. На нем были бежевые брюки и рубашка с распахнутым воротом. Судя по его виду, его ни за что не заставишь заправлять галстук в пластмассовое кольцо — даже когда его никто не видит. Волосы доходили до ворота, пряди на затылке завивались. У него были красивые глаза; рот, правда, чуточку широковат, что, впрочем, совершенно его не портило. Мальчик беседовал с пожилой дамой в зеленой шляпе из волокон рафии с огромным букетом роз на тулье. Она то и дело трогала его за плечо и улыбалась жуткими желтоватыми искусственными зубами.

Дороти подошла к ним и бесцеремонно пихнула старую даму локтем.

— Почем шары? — спросила она.

— Голубушка! — прошипела старуха, замахиваясь на Дороти перчатками. — Неужели тебя не учили, что надо говорить «извините»?

— Пожалуйста, миссис Спенсер. — Мальчик вручил старухе горшочек узамбарских фиалок. — Вы выиграли приз за самую красивую шляпу!

Старуха улыбнулась, пригладила волосы и ущипнула красивого мальчика за щеку.

— Как приятно видеть, что у некоторых молодых людей еще остались хорошие манеры! Вот у кого вам бы поучиться, молодая особа! — Она взяла фиалки и затерялась в море цветастых платьев и цветочного аромата.

Мальчик весело улыбнулся Дороти:

— Пять пенсов, симпатичные девочки получают право на дополнительный бросок.

Он протянул ладонь — почти такую же большую, как у ее отца. Мужскую руку. Порывшись в карманах, Дороти извлекла монету и передала мальчику. Он достал для нее шесть деревянных шаров. Один упал и покатился по полу. Мальчик поднял его и, задрав рубашку, предложил:

— Клади сюда.

Дороти положила шары в подол его рубашки и принялась по одному метать их, целясь в старую посуду, которая находилась на расстоянии около шести метров от них. Все ее броски оказались удачными, кроме последнего, — фарфоровая миска, хоть и упала, не раскололась. Мальчик поднял миску, поставил ее на полку и, улыбаясь, повернулся к следующей девочке из очереди.

Дороти легла на спину и закрыла глаза. Она медленно кружилась на карусели на детской площадке их жилого квартала. Дождь кончился; бледные лучи солнца приятно грели лицо. Было тихо, только поскрипывали цепи да днище карусели скрежетало о бетонное основание.

Вдруг скрип прекратился.

— Ты говорила, герлскауты — куча дерьма, — сказала Лилли.

— Ну да, так и есть. Ты уверена, что меня не заставят носить форму? — При мысли о темно-синих юбке и блузке с кучей нашивок Дороти передернуло.