– Не приближайся ко мне! Стой, где стоишь! – Котенок еще не наигралась в роковую женщину. Ее можно понять: отдаваться мужчине в кабинке жен­ского туалета – приключение не из тех, какими обычно гордятся даже такие юные вертихвостки.

– У… какие мы грозные! – В глазах Алексея зажегся огонек. Он уже не собирался останавливаться. Да и времени, времени у них не было!

Котенок решила, что пора повысить тон:

– Леша, я сказала, не подходи ко мне! Ты что, глухой?! – И она отступила назад.

– Люблю, когда ты так говоришь. Знаешь, меня всегда это заводило: «Не трогай меня, убери руки с моей задницы!» – Алексей улыбнулся и подмигнул.

Он уже вплотную подошел к ней. Обнял за талию. И попытался поцеловать, но она уклонялась, и вместо губ он тыкался губами в ее щеки, сначала в правую, потом в левую, затем опять в правую и опять в левую.

– Что происходит? – наконец сказал он, отстранив ее от себя, но все еще держа за талию.

– Ты о чем? – сделав удивленное лицо, спросила Котенок.

– Я сейчас с тобой, а у меня ощущение, будто я разговариваю с Валерией Павловной. – В голосе Алексея уже не было игривости. И его можно понять.

– И что из того? Если хочешь знать, Валерия Павловна – женщина, на которую я хочу быть похожей. Она всего в жизни добилась сама. В нашем мире, где правят мужчины, это совсем не просто.

– Кстати о мужчинах. Ты любишь его? – Алеша постарался придать своему лицу грозное выражение. Правду сказать, не очень-то у него получилось.

– Кого? – Словно не понимая, о чем речь, промурлыкала Котенок.

– Диму.

– Какая разница? Для тебя это имеет какое-то значение?

– Конечно имеет, ведь ты с ним живешь! – Алексей давал понять, что шутки кончились и он не отступит.

– Но сейчас-то я с тобой. Сейчас я только твоя. – Произнесла она фразу, видимо вычитанную из любовного романчика для тупых.

Если бы у Алексея была вместо головы кастрюля, ее содержимое выплеснулось бы через край.

– И ты называешь это «только твоя»?! Мы встречаемся с тобой больше двух недель, когда уходят сантехники. Перепихнемся кое-как в кабинке, потом идем работать, и ты даже в мою сторону не смотришь, а в конце концов за тобой приезжает Дима. Ты машешь мне ручкой на прощание… И это ты называешь «только твоя»? Да это же просто издевательство! – То есть, по-хорошему, это уже была не кастрюля, паровой котел.

Котенок гневно сбросила его руки с талии и ото­шла на несколько шагов.

– А что ты хочешь? Он – перспективный, у него есть машина, квартира. Он не ханжа, мне с ним интересно, и он приносит мне кофе в постель! – сложив руки на груди, сказала она.

– И тем не менее ты встречаешься здесь со мной, причем каждый день! – настойчиво продолжал Алексей. Он еще не знал, что так бывает сплошь и рядом…

Хоть это и было очень давно, в моей памяти хорошо отложился этот момент. Она появилась вслед за Стефани Сеймур, которая то ли рекламировала какую-то помаду от «L’Oreal», то ли демонстрировала всему миру, какой у нее большой и чувственный рот. Так вот, сразу же после Стефани Сеймур возникла она, в строгом костюме в тонкую полоску, галстуке и очках, словно героиня одного из фильмов Тинто Брасса. Она взяла в руку указку и начала приводить массу доводов, почему особенно выгодно вложить ваучер в такой-то инвестиционный фонд, один из десятков прочих, появившихся у нас к концу 92 года. В завершение она посулила каждому из тех, кто ей поверит, 300 процентов годовых. Не хватало только красного знамени с серпом и молотом, которое она могла бы поцеловать, для пущей убедительности встав на одно колено, или примитивного слогана, столь характерного для начала девяностых: «Все только обещают, а мы реально выполняем». Я тогда оторвался от стакана с колой и, повернувшись к маме, произнес:

«Мама!!!! Мама!!! Нам нужно поскорее вложить ваучеры в этот фонд! Мы станем очень-очень богатыми!»

Мама, будучи женщиной умной и образованной, взъерошила мне волосы на макушке и сказала, что нельзя верить всему, что говорят по телевизору. С возрастом я понял, как она была права: тот фонд закрылся, а на его директоров, как, впрочем, и на половину директоров других фондов – я вот только не пойму, почему лишь на половину? – завели уголовные дела.

К несчастью для подраставшего Олега, его родители не только не имели высшего образования, они вообще мало что имели и, кроме любимых свиней, гадящих целыми днями в колхозном свинарнике, и старого трактора, который через день выходил из строя и для которого постоянно приходилось откуда-то тырить запчасти, практически ничего в своей жизни не видели. Благодаря сериалу «Богатые тоже плачут» они уже знали, что на свете есть какая-то другая жизнь, а потому для восприятия очередной пущенной в эфир рекламной утки они были вполне готовы. Недолго думая родители переехали жить к свекру, быстренько продали свой дом с курятником, а очнувшись после беспробудной двухнедельной пьянки, скупили в совхозе все ваучеры. Что ж, русский ведь, как известно, долго запрягает, да быстро ездит. Стоит ли говорить о том, что уже назавтра все ваучеры были сданы в тот самый фонд, который, согласно утиной рекламе, готов был осчастливить все народонаселение, не говоря уже об отдельно взятой семье.

Следующий шаг был не менее мудрым и обдуманным: отец с матерью бросили работу. А чего им, будущим миллионерам, было горбатиться, если главная проблема, которая ожидала их впереди, – куда деньги девать?! Они даже самогонку стали пить на иностранный манер, через соломинку. Экономнее получалось, а кайф тот же! Им оставалось только набраться еще и терпения в ожидании, когда на их светлые головы свалятся наконец несметные барыши. Надо ли говорить, что было дальше? Мужнин батяня, свекор то бишь, хоть и был, прямо скажем, человеком не чужим, не смог долго терпеть у себя ораву безработных, да к тому же вечно пьяных горе-миллионеров и, презрев семейные узы, выгнал их из дома. Тут я воспользуюсь фразой, брошенной Джоном Траволтой в адрес Самуэля Л. Джексона в культовом фильме Квентина Тарантино: «No Jules, you’re gonna be like those pieces of shit out there who beg for change. They walk around like a bunch of fuckin’ zombies, they sleep in garbage bins, they eat what I throw away, and dogs piss on ‘em. They got a word for ‘em, they’re called bums. And without a job, residence, or legal tender, that’s what you’re gonna be – a fuckin’ bum!»

Короче, как вы поняли из приведенного выше, родители Олега – впрочем, естественно, и сам он – стали бомжами. А это очень скоро привело пацана на «малолетку» за воровство. Дальше пошло как пошло. Кореша с татуировками на спинах, воровские понятия, романтика большой дороги, одноразовые женщины на каждом вокзале и выкидуха в левом кармане, которую он позднее сменил на «Беретту 92Ф».

Теперь Олег сидел на заднем сиденье старенькой «Audi». Он уже давно не вспоминал время, когда просыпался на рваном матрасе за мусорными баками, а жрал то, что более удачливые в социальном и финансовом плане сограждане оставляли возле помойки, дабы подкормить дворовых котов. Теперь ему представлялось, что все это было в другой жизни. Рядом, на сиденье, сидел его кореш по кличке Штрих, а это означало: все должно быть тип-топ. Им предстояло одно небольшое и очень простенькое дельце, после которого можно было махнуть на юга. Телки, пляж, кабаки, много домашнего вина, – что еще нужно мужчине, чтобы быть счастливым? Или чтобы ему казалось, будто он счастлив?