У Радзивилла, в его несвижском доме, в подвалах которого хранились несметные сокровища, не было ни пышной мебели, ни зеркал, ни бронзы; были только драгоценные ковры, и то развешанные по стенам, тогда как гладкий дубовый пол был, как это велось у его отца и дедов, старательно натёрт воском.

Правда, надобно сказать, что обеденная зала в доме Карла Радзивилла отличалась слишком дорогою диковинкою для того времени, потому что вся была обита гобеленовскими обоями. Но это не было собственной тратой князя Карла, потому что дорогие обои достались ему в наследство от отца, который сам получил их в подарок от французского короля Людовика XIV. Самый рисунок обоев до некоторой степени соответствовал назначению той комнаты, в которой они висели; так как на одной их части было изображено насыщение 5000 человек пятью хлебами, а на другой — брак в Кане Галилейской.

В дополнение к этим обоям, отец князя Карла велел нарисовать на стенах охоту, на которой погиб лучший его друг Илинич, и въезд в Краков королевы Барбары, жены короля Сигизмунда II, урождённой Радзивилл. Все лица, изображённые на этик картинах, были сняты с родных, приятелей, знакомых и слуг покойного князя.

Надобно впрочем заметить, что ещё две вещи, по своей ценности, обращали на себя в доме Радзивилла общее внимание его многочисленных гостей: это были две огромные люстры, каждая в 300 свечей, перешедшие к Радзивиллам по наследству от князей Вишневецких.

Таким образом в доме магната не попадались в глаза убогой шляхты те прихотливые и вычурные украшения, которые в жилищах других польских богачей слишком резко напоминали гостям о их бедности и о богатстве хозяина.

Но ограничивая пышность в своём доме, князь Карл выказывал её там, где она могла делаться как бы общею для всех: так гостям его, всем без различия, подавали обедать и ужинать на серебре и на фарфоре, что, надобно заметить, не очень водилось у других магнатов, на обеды которых являлись шляхтичи, неся за пазухой собственные свои ножи, вилки и ложки. Кормил своих гостей радушный хозяин опять всех без различия, не одними простыми кушаньями — крупником и рубцами, но кроме этих, самых обыкновенных польских блюд, у него на столе являлись медвежьи лапы под вишнёвым соусом, бобровые хвосты с икрой, лосиные ноздри с миндалём, жареные ежи и кабаньи головы. Само собою разумеется, что об изобилии водки, пива, мёда и венгерского говорить нечего.

При приезде каждого гостя, трубач трубил; и Радзивилл по этому знаку выходил в сени, для встречи приезжего гостя. Обыкновенно у него набиралось столько гостей, что, несмотря на огромность княжеских палат, в них не могли все гости обедать разом, и потому обедали по очереди, так что иногда накрывали стол раза по четыре.

Обходясь, как замечено, со всею шляхтою запанибрата, «Panie Kochanku» не требовал от неё для себя особого почёта; но сами гости, любя и уважая своего хозяина, вставали со своих мест и низко кланялись князю, при каждом его выходе в залу, хотя бы это случилось сряду двадцать раз. На эту вежливость гостей хозяин отвечал тою же самою вежливостью.

Особенный прилив гостей в Несвиж был ежегодно 4 ноября, в день святого Карла, так как в этот день князь был именинник. Понятовский, примирившийся с Радзивиллом, никогда не забывал этого дня, и присылал нарочно в Несвиж к этому дню одного из каштелянов, чтоб поздравить князя с его ангелом от имени короля.

Ещё за несколько дней до 4 ноября, по дорогам, шедшим в Несвиж, не было уже проезду; они были загромождены множеством карет, кочей, повозок и бричек, набитых гостями, ехавшими в Несвиж; все придорожные корчмы и гостиницы были заняты проезжими. Хлопанье длинных бичей не умолкало ни на минуту.

Впрочем было два особенных случая, где пышность Радзивилла превзошла всякое вероятие; именно, — один раз, при въезде его в Вильно, как виленского воеводы, а другой раз, при приезде короля Станислава Августа в Несвиж, в гости к своему бывшему сопернику.

О въезде виленского воеводы долго говорили и в Литве и в Польше. Въезд начался в 6 часов утра и кончился только в 8 часов. Целых два часа безостановочно тянулся торжественный поезд князя-воеводы. После множества карет, бывших в поезде, ехала княжеская кухня, за нею княжеский гардероб, при особой страже; всего было 100 цугов или 600 лошадей в упряжи; кроме того, за воеводой ехали 2000 его конных казаков и шло 6000 человек его собственной пехоты.

В этот день во всех пяти радзивилловских палацах, принадлежавших в то время в Вильне Радзивиллу, были приготовлены роскошные обеденные столы для шляхты; а на всех виленских рынках были расставлены в изобилии жареные волы, а также бочки с мёдом и пивом. Каждый ел и пил, сколько было душе угодно, на счёт щедрого воеводы. Кроме того, на некоторых площадях были пущены фейерверки, устроены иллюминации, маскарады, и представляли комедианты разные штуки.

Ещё большее великолепие выказал Радзивилл при посещении Несвижа королём Станиславом Августом в 1782 году. В этом случае, князь, уже не боясь раздражить шляхту, но зная, что она будет довольна, если короля поразит богатство литовского шляхтича, он решился показать королю и гостям богатство Радзивиллов. Открылась вековая сокровищница: из неё вынесли золотую, золочёную и серебряную посуду, столы и экраны для каминов, вылитые из серебра, и расставили их в комнатах, назначенных для короля. Развесили редкие гобелены и разостлали драгоценные турецкие ковры. В шести огромных комнатах разложили наследственные редкости: булавы, жезлы, знамёна, изображения апостолов, вылитые из золота, мощи в ковчегах, украшенных драгоценными каменьями, старинное оружие, египетские мумии, китайские и японские фарфоры и пр.

На зов хозяина, к приезду короля поспешила почти вся литовская шляхта в Несвиж, а как известно, её было не мало.

По случаю посещения королём Несвижа, князь обмундировал заново всё своё восьмитысячное войско, выписал музыкантов из Италии, а также и поэтов, плохих и хороших, как из ближайших околотков, так и из самых отдалённых мест Литвы и Польши. Наконец были сделаны огромные приготовления к королевской охоте.

Начиная далеко за Слуцком, с самого Полесья, стали сгонять к Несвижу зверей; чтобы удержать их в этих местах до королевского приезда, строили заборы, делали засеки и составляли неразрывные цепи из людей, иногда по протяжению нескольких миль. Теснимые таким образом со всех сторон, и волки, и медведи, и лисицы, и лоси, и вепри сбегались во множестве па место, предназначенное для королевской охоты. Там устроили великолепный павильон; охота удалась как нельзя лучше: король сам застрелил медведя.