Шрифт:
Не думаю, что распоряжение шефа доставило агрессивному генералу, ненавистнику демократии, реформ большое удовольствие. Но – приказ есть приказ. В дальнейшем он будет уверять следователей, что он, в числе других, склонял министра к прекращению путча и выводу войск из столицы.
Ачалов позвонил Грачеву и Громову, сообщил, что Язов приказал войскам стоять. Формально Громов не подчинялся Язову, он подчинялся министру внутренних дел Пуго, – напомню, был его заместителем, но с этого момента, понимая, что главное слово сказано, сказано Язовым, он начал действовать самостоятельно, как бы подчиняясь приказу маршала «Стой!»
Язова пытаются уломать
Около двух часов ночи (до штурма оставалось всего ничего) Язову позвонил Крючков, принялся его уговаривать отменить свой приказ, пригласил в Кремль на совещание ГКЧП.
Язов сказал, что ничего отменять не будет и в Кремль не поедет. Отправил вместо себя того же Ачалова:
– Поезжайте к Крючкову на совещание. Я больше с ним разговаривать не буду!
Штурм не состоялся.
Тем не менее, ГКЧП не собирался складывать руки. Если гора не идет к Магомету… Утром гэкачеписты сами явились к Язову. Но Язов к этому времени уже заручился поддержкой коллегии министерства, которая с его подачи приняла решение о выводе войск из столицы.
Еще бы она не приняла его, если так решил сам министр. В Стране Советов редко бывало, чтобы коллегия министерства восставала против министра. Собственно, сам Язов ЕЩЕ ДО ЗАСЕДАНИЯ КОЛЛЕГИИ без обиняков заявил Крючкову, который опять ему позвонил, о ее, коллегии, ПРЕДСТОЯЩЕЙ «воле»:
– Я выхожу из игры. Сейчас собирается коллегия, которая ПРИМЕТ (выделено мной. – О.М.) решение о выводе войск из Москвы.
Итак, гэкачеписты явились к Язову. Тот сообщил им о том, что решила коллегия Министерства обороны. Из протокола допроса Язова (Степанков и Лисов, «Кремлевский заговор»):
« – …Бакланов возмутился, зачем, дескать, в таком случае надо было начинать? «Что ж, мы начали, чтобы стрелять?» – спросил я и сказал: «Умели напакостить, надо уметь и отвечать…»… Все реагировали очень бурно… Уговаривали меня продолжать действовать… Крючков призывал [к этому], говорил, что не все потеряно, что нужно вести какую-то «вязкую борьбу». Тизяков, несколько нервничая, высказал в мой адрес целую тираду: «Я… воевал, прошел фронт. У меня нет никого. Только приемный сын. Он один проживет. Я готов на плаху. Но то, что Вы, Дмитрий Тимофеевич, сделали, – это подлость…» Прокофьев (первый секретарь МГК КПСС, и он здесь оказался. – О.М.) начал: «Я провел совещание, обнадежил людей, а Вы предаете…» Спрашиваю: «Ну, хорошо, скажи, что делать? Стрелять?»… Прокофьев все петушился: «Дайте мне пистолет, я лучше застрелюсь…»
Пистолет ему не дали.
Язов предложил лететь к Горбачеву. Потребовал от Крючкова, чтобы президенту включили связь. Председатель КГБ, позабыв о своей идее «вязкой борьбы», тут же пристроился к маршалу: «Я тоже полечу».
Итак, путч прекратил маршал Язов. На месте Горбачева я присвоил бы ему звание Героя Советского Союза, а на месте Ельцина – Героя России…
Шутка, конечно. Трудно сказать, искупил ли он свою вину своим неожиданным решением. На каких весах взвесить? Все-таки много чего наворотил вместе с другими «чепистами».
Что побудило его дать задний ход? Уговоры ли Шапошникова и других коллег-военных? Увещевания ли жены? А что, как говорится, шерше ля фам...
Думаю все же, более всего убедила его стотысячная толпа его соотечественников, собиравшихся голыми руками защищать Белый дом. Ну, не захотел старый вояка стрелять в свой народ. Что тут непонятного?
Ельцин отказывается ехать в американское посольство
В Белом доме, естественно, ничего не знали о происходившем в стане ГКЧП. Приближался час штурма. Напряжение нарастало. Охрана Ельцина решила эвакуировать президента в американское посольство (американцы, как уже говорилось, готовы были его принять). Сам он в последнюю ночь спал урывками и в этот момент дремал. Ельцин, «Записки президента»:
«Когда… началась стрельба (надо полагать, это стреляли на Садовом кольце. – О.М.), меня растолкали помощники. Повели вниз, прямо в гараже надели бронежилет, усадили на заднее сиденье машины, сказали: «Поехали!»
Когда двигатель «ЗИЛа» заработал, я окончательно проснулся и спросил: «Куда?» Первая, ещё полусонная моя реакция – все, начался штурм…
Узнав, куда мы собираемся ехать, я категорически отказался покидать Белый дом. С точки зрения безопасности этот вариант, конечно, был стопроцентно правильным. А с точки зрения политики – стопроцентно провальным. И, слава Богу, я это сразу сообразил. Реакция людей, если бы они узнали, что я прячусь в американском посольстве, была бы однозначна. Это фактически эмиграция в миниатюре. Значит, сам перебрался в безопасное место, а нас всех подставил под пули…
Самый тяжёлый момент наступил примерно в три утра. Снова началась стрельба… Там, наверху, быть может, уже гибнут люди…
Больше не было сил сидеть. И я решил подняться наверх…
Мне доложили, что есть убитые, три человека».
Трое погибших молодых ребят – такова была цена безумного заговора.
Могло быть, конечно, значительно больше…
Три часа утра миновало. Штурма не было. Жизнь в Белом доме постепенно стала возвращаться в нормальную колею. Постепенно все пришло в движение, в комнатах зажёгся свет…