28 января Ельцин встретился с группой депутатов-рабочих. По-видимому, на выборе аудитории сказалось то обстоятельство, что его оппоненты утверждали: вот, мол, Ельцин в своей политике в основном ориентируется на интеллигенцию, а не народ. Снова коснулся событий в Прибалтике, «силовых мер по наведению порядка», принимаемых Центром.

– С 1 февраля, – сказал Ельцин, – в стране вводится совместное патрулирование МВД и военных, то есть практически наступает режим военного положения. Но никто с нами не советуется, никто даже не ставит нас в известность. Мало того, это проходит приказом двух министров, что противоречит Конституции и правам человека. Мы почувствовали серьезный правый уклон у руководства страны (то есть прежде всего имеется в виду, – у Горбачева. – О.М.) Последние события (в Прибалтике. – О.М.) – это серьезный шаг к диктатуре.

Ну вот, еще одно предупреждение в духе Шеварднадзе.

– Мне кажется, – продолжал Ельцин, – что консервативная часть общества сейчас очень консолидируется. Идут четкие команды по партийной линии – что нужно делать, как… Целая программа борьбы: информационная блокада, опять наступление на Ельцина, на российский парламент… И все это спланировано, скоординировано. В разных газетах, по телевидению и радио дается одно и то же. Мы можем потерять все, если не дадим отпор и опустим руки.

В конце первой декады февраля Ельцин побывал в Калининградской области. На встрече с местным «активом» его спросили, долго ли еще будет длиться «война законов» между Россией и Центром. Против ожиданий Ельцин ответил примирительно: мы, дескать, действуем в рамках своих функций, в соответствии с постановлениями Съезда народных депутатов; да, принимаемые нами законы «иногда несколько отличаются от союзных»…

И добавил, чтобы ни у кого уже не было сомнений:

– Я - за Союз. И, между прочим, первым подписал экономическое соглашение вслед за Горбачевым. Сейчас мы работаем над Союзным договором. Идем не него с учетом интересов России, хотя точки зрения разные, совместить их будет сложно.

Спросили его и о прибалтийских республиках, - как он оценивает их нежелание присоединиться к Союзному договору. Тут уж Ельцин был беспощаден к Горбачеву:

– Я считаю, что негодная политика союзного руководства толкнула эти республики к таким действиям.

Вряд ли, конечно, он тут был справедлив к своему вечному оппоненту. Республики Прибалтики всегда мечтали выйти из Союза. Те или иные действия Центра - как, например, в Вильнюсе 13 января, - могли лишь ПОДТОЛКНУТЬ их в стремлении к уходу, но серьезно толкать их к этому не было необходимости, они и без всяких толчков давно были «заряжены» на это.

19 февраля Ельцин выступил по телевидению с сенсационным заявлением, вызвавшим политическое землетрясение. Он заявил, что верховная власть проводит антинародную политику. Непродуманные, скороспелые решения, бесконечные шарахания из стороны в сторону, половинчатость (а порой и абсолютная недемократичность) президентских указов довели страну до полного разорения и обнищания. Парламентарии наделили непомерной властью одного человека, напринимали десятки «неработающих» законов, которые, как писала «Российская газета», не очертили даже приблизительных правовых контуров будущего «обновленного Союза».

В своем выступлении Ельцин вернулся аж к началу своего противостояния с Горбачевым - к 1987 году:

– Я заявляю: я предупреждал в 1987 году, что у Горбачева есть в характере стремление к абсолютизации личной власти. Он все это уже сделал и подвел страну к диктатуре, красиво называемой президентским правлением. Я отмежевываюсь от позиции и политики президента, выступаю за его немедленную отставку, передачу власти коллективному органу – Совету Федерации... Я хочу, чтобы меня услышали и поняли. Я такой выбор сделал. Я с этой дороги не сверну.

Реакция Центра на выступление Ельцина была немедленной и сокрушительной. Уже на следующий день, 20 февраля, Ельцина подвергли публичной порке на заседании союзного Верховного Совета. «Российская газета»:

«Верховный Совет страны негодовал, требовал, взывал и обличал. Центральное телевидение, давно кормящее нас сухими выжимками с кремлевских заседаний, вдруг включилось на прямую трансляцию. Ораторы - тоже, наверное, чистейшая случайность, - слово в слово повторяли изрядно затертые штампы из [коммунистических] газет «Правда» и «Советская Россия». В общем, шел не предусмотренный повесткой дня «реагаж» на выступление в телеэфире Бориса Ельцина».

Ельцина, естественно, поносили всякими словами, искажали смысл его высказываний, призывали «защитить президента», то бишь Горбачева, разоблачить «определенные деструктивные силы»...

«На трибуну, - писала газета, - выходила отнюдь не стихийная депутатская масса: организованный характер массированной атаки на Ельцина просматривался достаточно отчетливо».

Депутатов, чье мнение «расходилось с установкой президиума сессии», просто не подпускали к микрофону.

Ельцина обвиняли в политических амбициях (ну, прямо как осенью 1987 года), в намерении «сесть на место нашего президента путем захвата власти во всей стране», «осуществить совместно с деструктивными силами государственный переворот», «демонтировать социализм, который принес нашему народу освобождение, и добиться реставрации капитализма»…