Мори, успевший слегка раздобреть и приобрести некоторую слащавость в манерах, уехал работать в Филадельфию. Пару раз в месяц он наведывался в Нью-Йорк, и тогда все четверо отправлялись по знакомому маршруту: прямо с ужина в театр, а оттуда в «Фролик». Или, по настоянию любопытной Глории, в один из погребков Гринич-Виллидж, пользующийся громкой, хотя и мимолетной славой пристанища для представителей «нового направления в поэзии».

В январе, после многочисленных монологов, предназначенных для ушей хранящей молчание супруги, Энтони решил «подыскать какое-нибудь занятие», хотя бы на зиму. Хотелось доставить удовольствие деду и заодно выяснить, как ему самому понравится работать. После нескольких пробных полуофициальных звонков стало ясно, что работодателей не слишком интересует молодой человек, который желает потрудиться пару месяцев интереса ради. Как внука Адама Пэтча его повсюду принимали с подчеркнутой любезностью, но старик давно отошел от дел. Его звездный час сначала как угнетателя, а потом вдохновителя человечества на борьбу со злом пришелся на последние двадцать лет перед уходом на покой. Энтони даже встретил несколько молодых людей, пребывавших в твердой уверенности, что Адам Пэтч скончался много лет тому назад.

В конце концов Энтони пришел к деду за советом, и тот рекомендовал поработать на рынке ценных бумаг в качестве агента по продажам. Предложение показалось скучным, но в результате Энтони решил последовать совету старика Пэтча. Ловкие манипуляции с деньгами имеют прелесть при любых обстоятельствах, тогда как всякий вид производства навевает нестерпимую скуку. Подумывал он и о работе газетчика, однако потом решил, что ее график не подходит женатому человеку. Предаваясь сладостным мечтам, Энтони видел себя в разных обличьях. Например, редактором блестящего еженедельника вроде «Меркюр де Франс» на американский манер. Или купающимся в лучах славы продюсером сатирической комедии, а то и музыкального ревю в парижском стиле. Однако для доступа в упомянутые гильдии требовалось знать определенные профессиональные секреты, которые люди постигают, продвигаясь окольными путями писательского или актерского труда. Не приобретя такого опыта, получить работу в журнале не представлялось возможным.

Таким образом, с помощью написанного дедом письма он проник в американскую святыню, где за чистым столом восседал президент компании «Уилсон, Химер и Харди», и вышел оттуда работающим человеком. Приступить к работе предстояло двадцать третьего февраля.

В честь этого знаменательного события и была запланирована двухдневная пирушка после заявления Энтони, что по причине устройства на работу всю неделю придется рано ложиться спать. Мори Ноубл прибыл из Филадельфии, чтобы встретиться с одним человеком на Уолл-стрит (с которым он, кстати, так и не повидался), а Ричарда Кэрамела уговорили присоединиться к всеобщему веселью с помощью убедительных аргументов и обмана. В понедельник днем компания снизошла до какой-то модной свадьбы с обилием спиртного, а вечером наступила развязка. Глория, превысив обычную норму из четырех точно рассчитанных коктейлей, устроила разудалую вакханалию, какой друзья в жизни не видели, проявив при этом удивительное знание балетных па и песенок, которым, по ее собственному признанию, научилась у кухарки, будучи невинной семнадцатилетней девушкой. В течение вечера она по просьбам зрителей исполняла их несколько раз и так самозабвенно, что Энтони вовсе не испытывал раздражения, от души радуясь новому источнику увеселения. Остались в памяти и другие незабываемые моменты. Взять, к примеру, долгий разговор между Мори и усопшим крабом, которого он держал на весу за ус, пытаясь выяснить, знаком ли тот с биномом Ньютона. Была еще и упомянутая выше гонка на двух такси, где в качестве зрителей выступали незыблемо-внушительные тени Пятой авеню и которая после беспорядочного блуждания завершилась бегством в сумрак Центрального парка. В завершение Энтони и Глория нанесли визит одной зажигательной молодой супружеской паре, тем самым Лейси, где и рухнули на груду пустых молочных бутылок.

И вот теперь предстоит провести утро за подсчетом чеков, обналиченных в клубах, магазинах и ресторанах. Выветрить застоявшийся запах вина и сигарет из просторной голубой гостиной, собрать осколки стекла и вывести пятна на обивке диванов и кресел. Да, не забыть сказать Баундсу, чтобы отнес почистить костюмы и платья. И наконец, вытащить свои все еще задыхающиеся от лихорадочного возбуждения тела и поникшие удрученные души на морозный февральский воздух, чтобы вдохнуть в них жизнь, дабы завтра утром в девять часов компания «Уилсон, Химер и Харди» получила возможность воспользоваться услугами молодого энергичного сотрудника.

– А помнишь, – вещал из ванной комнаты Энтони, – как Мори вышел на углу Сотой и Десятой улиц и стал изображать из себя регулировщика? Одни машины пропускал, а другие заворачивал назад! Люди, должно быть, решили, что он частный детектив.

Каждое воспоминание вызывало у обоих приступ безудержного смеха. Перевозбужденные нервы реагировали одинаково остро и на радость, и на горе.

Глядя в зеркало, Глория удивлялась великолепному цвету и свежести лица. Похоже, никогда в жизни она не выглядела так замечательно, хотя сильно беспокоил желудок и раскалывалась голова.

Неспешно потянулся день. Энтони взял такси, намереваясь заехать к брокеру и взять взаймы денег под долговое обязательство. Неожиданно он обнаружил, что в кармане всего два доллара. Они, безусловно, уйдут на оплату такси, но именно сегодня Энтони чувствовал, что просто не в состоянии путешествовать на метро. А следовательно, когда счетчик достигнет предельной отметки, придется выгружаться из машины и тащиться пешком.

С этой мыслью Энтони окунулся в привычные фантазии… В мечтах он обнаружил, что счетчик щелкает слишком быстро. Мошенник-водитель, разумеется, подстроил это специально. С невозмутимым видом он добрался до нужного места и небрежно вручил шоферу сумму, которую действительно должен заплатить. Парень выразил желание подраться, но прежде чем успел поднять руку, Энтони сразил его одним сокрушительным ударом. А когда мерзавец все же встал на ноги, Энтони быстро отступил в сторону и окончательно уложил его наземь коротким ударом в висок.

И вот Энтони уже в суде. Судья приговорил его к штрафу в пять долларов, но денег при себе нет. Примет ли суд чек? Но ведь его здесь не знают. Правда, личность можно легко установить, позвонив на квартиру.

…так и поступают. Да, у телефона миссис Энтони Пэтч, но откуда ей знать, что упомянутый человек ее муж? Да, откуда? Пусть сержант спросит, помнит ли она бутылки из-под молока…

Энтони торопливо наклонился вперед и постучал в стекло. Такси еще только проезжало Бруклинский мост, а счетчик уже показывал доллар и восемьдесят центов. О чаевых меньше десяти процентов не могло быть и речи.

Ближе к вечеру он вернулся домой. Глория тоже отсутствовала почти весь день, делая покупки, а теперь спала, свернувшись калачиком в уголке дивана, не выпуская из рук свое приобретение. Ее лицо хранило безмятежное, как у ребенка, выражение, а сверток, что она прижимала к груди, оказался куклой, играющей роль безотказно действующего целительного бальзама для растревоженного детского сердечка Глории.

С этой пирушки, а в частности, с роли, которую сыграла на ней Глория, начались решительные перемены, коснувшиеся всего образа жизни супругов. Впечатляющая позиция плевать на все за одну ночь превратилась из обычного догмата, взятого на вооружение Глорией, в главное утешение и оправдание своих действий, а также последствий, к которым они ведут. Не огорчаться, не издавать ни стона жалобы и раскаяния, жить в соответствии с четким кодексом чести по отношению друг к другу и с жаром и настойчивостью, на которые только способны, ловить моменты счастья.