Гурин Макс
Шрифт:
А окончательно, после Крещения, да. У меня, кстати, еще пизданули рюкзак, где лежало моё наипоследнейшее, ненаписанное ещё толком, творение под названием «ENTER». О, да, ввёл на славу! Ввёл на халву хвалёную!
Там всё иначе было. Не как теперь — теперь «новопраздничный» клон. Клоун тоже, само собой.
Система координат, из которой я был таки выбит, была взрослей и умней. Оттуда (отсюда) немного иным был и стиль, да и мысли. Они были не сильно сложнее этих, но вовсе даже попроще, отчего и расчитывал на успех во всех начинаниях. Гексаграмма № «не помню» из Китайской Перемен Книги отработалась на полное «ура». И «войдёшь в терем свой, но не найдёшь там жены своей» и «…но дело довёдешь до конца» и «хулы не будет» и что-то там отрежут (уши кажется и что-то не то с глазами, не то с языком). Только вот непонятно кого бояться в каких-то там непременно красных наколенниках. Учитывая, что язык любого Священного Писания иносказателен до Нельзя, вероятно не стоит иметь далее слишком тесных отношений с Рафиевым. Если я правильно сделал вывод, красные наколенники — это его нелепая соломенная шляпка, неоправданно высокая, да и жёлтая. На «Правде-Матке» он смотрелся, как Страшила, решительно двинувшийся к Гудвину за умом.
Ни одно слово никогда решительно не подходит к тому, о чём когда бы то ни было хотелось бы мне сказать. Да, конечно, вращаются в голове некие единственно верные «алеф» и «мешеах», но что-то как-то нельзя мне писателем быть. А то можно как один некто стать. Тоже ничего не имею против него лично, но не хочу становиться таким, как он. Не верю. Добрые все, хорошие. И все такие же, как и я. Никого не хочется обижать. Потому и получил по сусалам, что никого не хочу обижать. Давно бы уж обижал, и всё бы было отлично. Но это, конечно, разговор беспредметный. В принципе, обижать у меня получается. Но, что называется, я не нарочно.
Я как не любил Литературу, так и ненавижу её. Ваня пишет на «Живом Кузьмине», мол, не трожь его, Кузьмина, он хороший. А я считаю, что Ваня — предатель после этого. И неловко мне такое считать, но считаю я так. А Кузьмин просто правильно полагает, что посягаю я (полагает он, что неумело при том посягаю) на его епархию. Но… не его это епархия. Это епархия моя и Отца моего Небесного. Что тут следует понимать под епархией? Под епархией следует тут понимать окружающий мир…
Опять звонила Абазиева. Практически сказала, что богов по ебалу не бьют и «клавиш» не отнимают у них. Ну, ёбаный в рот… Короче говоря, Аннушка, рекомендую тебе любое из даже канонических четверых еванглий (не опечатка!(прим. гур.)) на выбор. Там, ближе к концу, всё об этом написано. В смысле, дают по ебалу или не дают, что отнимают и чем одаряют взамен.
3
Не, ну можно, конечно, и срез. Полчерепа срезаешь, если лезвие позволяет и самурайский внутренний настрой, а из второй половины сливаешь в чашку и кипятком, помешивая. Кстати, о Ване. Вот уж человек сахара не жалеет! Во рту может неделю маковой росинки не держать, но в чай не меньше семи ложек — это уж «извините-извольте».
Вот как «Новые праздники». Месяц постоянного письма. В итоге огромный роман по объёму, по пору сию многими считаемый моим лучшим, хотя некоторым и «Я» вставляет, а иным «Псевдо» там и «Навыки со душою». А Богдановой и вовсе вставляет «Космос».
Да, конечно, Солидаризация и Обособление. Единичка и Нолик. Небушко и Земелька.
(Земляченко моя любимая, далёкая. Прям, Земляничка, чес-слово. Сладкая. И не приторно. И ещё хочу. (Лирический exesize (не забыть в словаре посмотреть).).) (Китайщина какая-то! В смысле (три скобки, две нижние точки).
Разреши себе быть собой, как будто говорит мне вроде как ГОсподь. Разреши, а то в следующий раз и вовсе убью тебя.
LL испугалась за меня. Или сделала вид сама пред собой, чтоб получалось, о чём мечталось. Впрочем, лучше не лезть в дебри, а то разрушу. LL испугалась, сделала предположенья о «почему». На самом деле, доля правды в её словах бесспорно есть, но истина в том, что чем хуже я буду обращаться с общечеловеческими этическими нормами, тем более я буду успешен с точки зрения тех же людей, потому что все себе врут, а я, имея ко лжи несоизмеримо большие способности, не вру. Поэтому, если и бывают проблемы в моей жизни, то только потому, что не разрешаю себе того (пока), что чётко ведёт к результату идеальному. Виновен же потому (в старой традиции трактовки священных текстов и перевода слов «Добро» и «Зло» на современный русский), что вижу, но не делаю; в то время, как другие просто не видят и не увидят никогда. Почему? Ну уж простите за грубость (каков вопрос (ведь не я же себя спросил «почему» — мне-то уж давно всё понятно), таков и ответ), ПОТОМУ ЧТО НЕ ДАНО.
Уж в чём-в чём, а в том, что любой Здравомыслов мысленно же, блядь, спросит «а тебе, мол, ха-ха, дано, надо полагать?», сомнений у меня нет.
Да, надо полагать. Тебе, Здравомыслов, следует полагать именно так. В твоих интересах.
Не, но тут, конечно, тоже понятно всё. Получил гордый рыжий человечек пиздян, и сидя у себя дома (в съёмной даже не квартире, а комнате) за компьютером, знай себе, выёбывается, машет себе кулачками в просранстве (не опечатка! (прим. гур.)). Ну понятно, и опять-таки Слава лишь Богу! Хоть что-то он в ленивое массоголовье вложил. Нажимаешь ежоль долго при загрузке F8-кнопочку, рано или поздно (от качества процессора в зависимости) попадаешь в SAVE MODE. Если ничего не путаю, в русской переводе — «режим защиты от сбоев». Неплохой перевод, правда? Главное — понятный… широкому кругу. Ничем не уступает тому, что принято понимать под словами «добро» и «зло», звучащими так в столь же далёком от оригинала переводе.
4
Ещё проблема состоит в том (да не проблема это, с другой стороны. И даже не то, чтобы «вовсе», а ещё более, чем «совсем нет» и сильнее, нежель «отнюдь»), что всё, что может вызывать литература, если, конечно, это литературой считать (чем же ещё? Ведь чтоб чем-то ещё, — надо столько мозгов, сколько нет!), подобного рода это сострадание к автору, если, конечно, уметь продраться сквозь заросли лирического героя. И это так всегда. Сострадание. Сочувствие. Сопереживание.
И «Евангля» вызывает лишь Это. И всё лишь через Это и действует. И никто не хочет на самом деле сопереживания, сострадания и прочего. Каждый хочет, чтоб сделали, как он хочет. Тогда, когда он захочет, то бишь немедленно. И ещё для каждого важно, чтоб никто никогда его ни в чём не винил.
Когда я это понимаю, я не испытываю ничего, кроме сожаления, что этого всерьёз не понимает больше никто. Всем кажется, что я на их святую святых посягаю. При этом им ни в коем разе (никогда-никогда!) не кажется, что этими своими «кажествованиями» они неизменно, даже не будучи знакомыми со мной лично, посягают на мою Святую Святых. А уж простая мысль, что весь мир — лишь иллюзия, КАЖЕТСЯ им, блядь, просто такой творческой с моей стороны фетюлькой. Но я люблю Фетюльку мою. Моя Фетюлька — мой Бог. А Бог — это моя Фетюлька. Но дальше эту мысль пускай продолжает всякий любой Здравомыслов, коий есмь грань лишь моя, но не я — грань Здравомыслова. Здравомыслов существует сам по себе и отдельно, да, но это Здравомыслов — часть моя. И никакой тут нету и не было никогда взаимности, потому что я — не часть Здравомыслова. Я — это Всё, а Здравомыслов — есмь капелька. Капелька может быть и красива, и горда, и упряма, прозрачна ли, или мутна, но чаша — Я. И нельзя при этом ни на секунду забыть, что Чаша — Образ, потому что негде ей быть, хоть и есть без сомнений она, но является Чаша ещё и Просранством (не опечатка! (прим. гур.)), оную Чашу вмещающим…