– Не проще. Уехать – значит переключиться со стратегии паука на тактику мухи. Как заканчивает жизнь большинство мух, нам известно.

– Совсем не так известно, как ты думаешь, – Мика обожает незатейливые инсектицидные беседы с Виталиком.

– Разве? Мух прихлопывают, потому что они суетятся и не умеют ждать. Ничего им в жизни не светит, ничего. А все счастливые случаи происходят только…

– С пауками?

– Представь себе.

Сколько раз они с Виталиком болтали о мухах и пауках? Двадцать, не меньше. Каждый из таких разговоров укрепляет Мику: она всю жизнь, сама не зная того, придерживалась паучьей стратегии – в отношении Васьки, во всяком случае.

Всю жизнь Мика ждала.

Сначала – что маленькая Васька привяжется к ней; затем – что подрастающая Васька перестанет ее дичиться; затем – что выросшая Васька определит ее в подруги, пусть и неблизкие. Даже этого было бы достаточно.

Васька выросла, ей уже почти двадцать, но ничего подобного не произошло.

Исключение составляют лишь спорадические контакты на бытовой почве, хотя и их Васька предпочитает сводить к минимуму. Она давно покинула свою комнату и живет в дедовой мастерской, среди девушек с веслами, счастливых колхозников, одухотворенных сталеваров, гарцующих лошадей Тамерлана и маршала Рокоссовского. Место не слишком комфортное, но Ваську оно вполне устраивает: мастерская имеет отдельный вход, через него-то и льется неиссякаемый поток Васькиных мальчиков. Иногда Мика встречается с ними у ванной или туалета. И никто из мальчиков с ней не здоровается, а если здоровается – то через губу, неизвестно, что там плетет о Мике Васька –

а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она – шизофреничка.

а-а, это моя сестра, не обращайте на нее внимания, она – посудомойка в столовке и редкая сука.

а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – больна проказой.

а-а, это моя сестра, держитесь от нее подальше, она – киллерша.

кто это? я и сама не знаю – кто. Домработница, наверное.

Встречи с мальчиками редки, куда чаще Мика встречается с их носками на батарее в ванной. Мика старается относиться к таким вещам снисходительно; в конце концов, Васька – взрослый человек и вольна поступать так, как ей заблагорассудится, а секс и либидо (что бы по этому поводу ни думала Мика) еще никто не отменял.

Пожалуй, Васька сексуальна, насколько Мика вообще может судить о сексуальности.

У выросшей Васьки смуглая кожа (и в кого только?), иссиня-черные и все такие же непокорные волосы (Васька усмиряет их стрижкой – слишком короткой, слишком экстравагантной на Микин непросвещенный взгляд), у нее отличная фигура, которой чуть-чуть не хватает женственности. Всего остального у Васьки с избытком: дерзости, куража и бесстрашия. Васька предпочитает экстремальные виды спорта (о некоторых Мика и слыхом не слыхивала), любит выходить на кухню за соком в голом виде (а у нее, оказывается, есть татуировки!) и не всегда закрывает дверь в мастерскую, когда занимается любовью со своими мальчиками.

Это происходит не так часто, чтобы быть злым умыслом, но каждое показательное выступление выбивает Мику из колеи как минимум на педелю.

А однажды…

Однажды она делала это сразу с двумя.

Слава богу, Мика не видела всех подробностей (она бы просто умерла от стыда), но слышала все довольно хорошо. Салфетки, испачканные спермой, чертов вибратор из чилл-аута в давно забытом «Dompfaff'e» – вот что лезло Мике в голову, вот что сопровождало все эти хлюпающие звуки, вздохи, подвывания – не мужские и не женские.

Звериные.

Что-то еще. Там было что-то еще. Ни диски караоке, ни цитатник Мао, ни брошюра «Бог любит всех своих детей», нет. Тогда что? А-а – порванный бланк заказа на куклу-матрасик («анус-вагина съемные»). Трудно поверить, что Ральф – кроткий организатор производства и добытчик экзотических съедобных штучек Ральф – промышлял такими гадостями. Нет, это определенно не он. Тогда кто? Йошка и Себастьен? Друзья Йошки и Себастьена? Друзья друзей Йошки и Себастьена? Тоже нет. Все они – голубые, вагина голубым ни к чему. Остается Клаус-Мария.

Прелюбодей.

Можно ли назвать прелюбодеянием то, что происходит сейчас в мастерской?

Определенно.

Потому что их не двое, а трое? Алгебра и начала анализа – ни к чему, тут и арифметики достаточно: один плюс один еще может сойти за любовь, а два плюс один – сплошное прелюбодеяние. Заниматься такими немудреными подсчетами лучше на кухне, накрывшись полой медного эстонского дождевика:

«Человек есть мыльный пузырь».

То, что слышит сейчас Мика, – соитие трех мыльных пузырей.

Они вот-вот лопнут, сверкнув напоследок радужной пленкой, и все закончится. Все закончится. Все.

…Васька появилась на кухне неожиданно. Во всяком случае, для Мики, уж слишком сосредоточившейся на молитве о скорой кончине мыльных пузырей. Не заговори Мика с Васькой – возможно, все бы и прошло гладко, как проходило всегда: голая Васька хлопнула бы дверцей холодильника, достала бы пакет с соком и убралась восвояси. Нет, почему-то именно сейчас Мике понадобилось открыть рот.