В то же время Дональд Гэлловэй смотрел на Организацию Гелена куда более критическим взглядом, нежели генерал Бёррес. Гэлловэй, высокопоставленный сотрудник ЦРГ, был направлен ее директором в Германию ранней осенью 1946 года, чтобы удостовериться в ценности немецкого аппарата для американской разведки. В его отчете помимо озабоченности тем, что американцы взяли под свой флаг организацию, состоящую из бывших противников, которую так трудно контролировать, на первом месте стоял главный вопрос о сущности операции „Rusty“. А именно — Гэлловэй видел право на существование и дальнейшую деятельность «Орг» только в добыче стратегической информации. По его словам, «так как предыдущие результаты работы операции „Rusty“ могли бы быть продублированы, если даже не улучшены операциями существующих структур американских служб, то ее единственная потенциальная ценность, если она вообще есть, могла бы состоять лишь в ее способности собирать стратегическую развединформацию о Восточной Европе, и о самом Советском Союзе». Но полученные результаты убеждали Гэлловэя в том, что их использование было бы полезно только на тактическом уровне. Доклад Бёрреса слишком явно подчеркивал эффективность Организации Гелена в первый год ее существования, возможно под влиянием заинтересованности генерала в том, чтобы поскорее «сбыть ее с рук», но не ликвидировав ее при этом, и не потеряв полученный «урожай». Гэлловэй напротив был настроен весьма критически в ее адрес и не учитывал, что в тот момент и у американских спецслужб не был никакого долговременного и надежного доступа к стратегическим секретам русских. Тем не менее, генерал американских ВВС Кёртис ЛеМэй, главнокомандующий Стратегическим авиационным командованием (САК), позднее утверждал, что первые планы американской авиации по нанесению атомных ударов по Советскому Союзу и его союзникам на 70–80 % базировались на результатах разведки, собранных Организацией Гелена. С другой стороны, неизвестно, имел ли при этом в виду генерал ЛеМэй только результаты работы «Орг» или же весь массив сведений из захваченных американцами немецких документов, например, материалов аэрофотосъемки Люфтваффе. Но, во всяком случае, в первые годы своего существования разведка из Пуллаха внесла значительный вклад в получение экономическо-географических сведений, важных для планирования американских атомных бомбардировок советской инфраструктуры. Кроме того, как раз на тактическом уровне разведка боевого порядка и боевого расписания, выполняющая функции оценки ситуации и раннего предупреждения, имела жизненно важное значение для американской армии.

Лишь полгода спустя другой сотрудник ЦРГ Сэмюель Боссард, направленный в Германию для проверки Организации Гелена, в своем отчете рисовал уже вполне позитивную картину ее деятельности. Среди прочего, он рекомендовал «эффективное использование немецкого оперативного состава для выполнения задач американской разведки». Но после отчетов Гэлловэя (1946) и Боссарда (1947) понадобилась еще одна, третья, экспертиза в 1948 году, на этот раз составленная Джеймсом Критчфилдом, пока американская внешняя разведка после долгих проволочек все-таки посчитала нужным взять под свой контроль аппарат Гелена. К этому моменту США уже располагали определенным положительным опытом, свидетельствовавшим о полезности немецкой службы, ведь «Орг» снабдила западных союзников важными сведениями о советских военных силах вокруг блокированного города в дни Берлинской блокады 1948–1949 годов. Берлинский воздушный мост может послужить классическим примером, как шпионаж позволил политикам, принимавшим решения, избежать непредсказуемого военного риска. Собранные агентами сведения помогли им решить возникшую проблему невоенным путем, причем эта стратегия оказалась успешной. Наконец, передача 1 июня 1949 года операции „Rusty“ от армии США к еще юному ЦРУ, где она теперь велась под кодовым обозначением «Операция „Zipper“», была еще и шахматным ходов во внутриполитической конкуренции американских государственных учреждений. Таким путем еще молодой внешней разведке удалось несколько оттеснить Государственный департамент и Пентагон, ступив одной ногой в область внешней политики, а другой — в область, где раньше безраздельно доминировала военная разведка. В немецко-американских взаимоотношениях это была взаимовыгодная сделка: если ЦРУ получало возможность контроля и оказания влияния на важную часть политик безопасности Бонна, то Гелен получал прямой доступ в коридоры политической власти в Вашингтоне.

Способность ранней «Орг» проводить стратегические разведывательные операции можно с полным правом оценить столь же критически, как это еще в 1946 году сделал «ревизор» ЦРГ Дональд Гэлловэй. Несмотря на очень позитивную оценку Джеймса Критчфилда, Лэнгли в середине 1949 года пришло к выводу, что из 120 осуществлявшихся проектов 90 % не имели никакой ценности, и порекомендовало прекратить их. Зато тактическую разведку Пуллаха в Восточной Германии в конце сороковых и в начале пятидесятых годов вполне можно оценить как успешную, что полностью соответствовало впечатлению второго американского контролера Сэмюеля Боссарда. Хотя как раз в это время «Орг» располагала и несколькими хорошо размещенными источниками в политической и административной сферах Восточной Германии в Берлине, именно разведка боевого порядка и боевого расписания стала показательным примером успехов Пуллаха, его самой сильной стороной. «Люди Гелена вряд ли могли разобраться в политических нюансах и идеологических мотивах, восточная сверхдержава была для них врагом, мало чем отличавшимся от самого чёрта, но азбуку военной разведки они знали великолепно». Так оценивают этот период деятельности «Орг» Цоллинг и Хёне в «Пуллахе изнутри».

Однако существовала фундаментальная разница между «Иностранными армиями Востока» и Организацией Гелена. Если отдел «Иностранные армии Востока» был чисто аналитической структурой, получавшей сведения в начале только от других военных и гражданских организаций, и до 1944 года не располагавшей никаким собственным разведывательным потенциалом, то от новой спецслужбы не позднее 1947 года уже требовали также вести активный самостоятельный сбор политической, экономической и, в первую очередь, военной информации на востоке Германии. «Иностранные армии Востока», кроме того, не могли оказывать никакого влияния на процесс принятия военных и военно-политических решений в Третьем Рейхе. А у Гелена после войны развились далеко идущие амбиции. Он надеялся оказывать немалое влияние на политиков в Бонне. Потому в 1950 году он — безуспешно — поднял вопрос о назначении его первым президентом Федерального ведомства по охране конституции (БФФ). Как талантливому мастеру плетения сетей ему после многолетних маневров удалось преобразовать «Орг» в федеральную службу и получить должность президента «единственной» национальной секретной службы. Для Гелена важное значение имела возможность влиять на политику, и для достижения этого ему нужно было найти доступ к лицам, принимающим решения в столице. Он ведь наверняка не забыл, с каким пренебрежением относились вожди Третьего Рейха к оценкам ситуации, которые во время войны готовил его отдел «Иностранные армии Востока».

Чтобы такое пренебрежение не повторилось в новом западногерманском государстве, разведчикам необходимо было доказать, что они действительно располагают важными, точными и полными сведениями о противнике. Характерным примером трудностей Службыв том, что касалось однозначных и четких выводов, может служить замечание, которое государственный секретарь в Ведомстве федерального канцлера Отто Ленц записал в своем дневнике в середине 1951 года после конференции в Пуллахе.

Как тут не заметить нерешительности в выводах: то ли русские готовы к войне и способны ее вести, то ли нет. Боевая готовность и уровень обучения войск доказывали вероятность войны, состояние промышленности и военно-промышленные ресурсы противоречили этому. И «Орг» просто предоставила Бонну самому разбираться с этим противоречием. Сбор информации, получение источников у разведываемых объектов, «азбука военной разведки», что не относилось к непосредственным задачам того же отдела «Иностранные армии Востока», это теперь в значительном масштабе удалось Пуллаху в СОЗ и в ГДР в первые годы Холодной войны.

Помимо оптической разведки (imaginery intelligence) с самолетов и позднее со спутников, которыми не обладали в годы Холодной войны ни Организация Гелена, ни БНД, три западные державы-победительницы располагали с 1946 года (Великобритания) и 1947 года (Франция, США) по 1990 год в отличие от всех прочих западных спецслужб важным преимуществом, помогавшим им в ведении военной разведки в СОЗ и в ГДР. При Группе советских оккупационных войск в Германии и позднее при Группе советских войск в Германии у англичан, американцев и французов были аккредитованы военные миссии связи (ВМС). Западные ВМС, как и учрежденные Советами в трех западных оккупационных зонах их эквиваленты, были частью четырехстороннего контроля над Германией. Юридическим основанием для их создания было Лондонское соглашение 1944 года и последовавшие после него директивы и договоренности, связанные с тем, что в июне 1945 года правительственная власть в Германии перешла в руки оккупационных держав. Правовой характер миссий был уникален: из-за своей аккредитации при советских вооруженных силах в Германии западные военные миссии связи не могли поддерживать официальных контактов с государством, на территории которого они осуществляли свою деятельность. Это положение сохранилось и после 1957 года, когда советские войска находились на территории ГДР уже не как оккупационные силы, а согласно договору о размещении советских войск, заключенным между СССР и ГДР. На примере военной миссии связи США можно увидеть, какие возникали коллизии, совершенно невозможные с точки зрения международного права при взаимоотношениях равноправных государств. «Когда она требовала от ГСВГ взаимного иммунитета, такого же противоправного, она не только постоянно нарушала этим отрицаемый Соединенными Штатами суверенитет Восточной Германии — она открыто претворяла это неуважение в жизнь».

Ниже мы рассмотрим только практический вклад военных миссий связи западных государств в осуществление западного военного шпионажа. Официальная задача Военной миссии связи Соединенных Штатов (United States Military Liaison Mission, USMLM), Миссии Британского главнокомандующего при Советских войсках в Германии (British Commander's-in-Chief Mission to the Soviet Forces in Germany, BRIXMIS) и Французской военной миссии связи (Mission Militaire Francaise de Liaison, MMFL) звучала, разумеется, иначе. Они должны были решать вопросы связи, представительства и поддержки и обеспечивать надежный прямой контакт между главнокомандующими оккупационными войсками четырех держав-победительниц. В начале они следили за разоружением и демилитаризацией Германии, решали задачи репатриационных комиссий и защищали интересы своих сограждан в чужих зонах оккупации. До смерти Рудольфа Гесса в западноберлинской тюрьме Шпандау в 1987 году они, кроме того, предоставляли переводчиков этому нацистскому военному преступнику. Особенно первые два послевоенных года западные ВМС в СОЗ особенно интенсивно собирали информацию о развитии там промышленности и сельского хозяйства. В уменьшенном масштабе этой работой они занимались вплоть до своего роспуска в 1990 году. Помимо этого, они должны были помогать при уточнении географических карт Восточной Германии, потому что ни один другой представитель западных держав не мог бы собственными глазами так хорошо оценить изменения в географии и инфраструктуре ГДР, как офицеры ВМС.