Александров Вильям Александрович
Шрифт:
— На то, знаешь, хорошая поговорка есть: что посеешь…
Поговорки на все случаи жизни есть, — с горечью прервал его Светланов. — На все! Ну, ладно, давай проходи, мы тут по-свойски устроились, сейчас стол отодвинем…
Они вдвоем привычно отодвинули стол от стены.
— Вот тебе твой стул, Арсений. — Тамара Михайловна специально для гостя принесла стул, знала — на табурете он не умещается. — Садись на свое место, с той стороны.
Арсений протиснулся между холодильником и столом, поднял стул, перенес его в пространство, образовавшееся у стены, установил и с трудом протиснул ноги под стол.
Ну и народ! Иметь такую квартиру, две комнаты, мансарду, коридор и копошиться тут на крошечном пятачке… Медом, что ли, у вас тут намазано?
— Медом, медом, дядя Арсений, — весело заявила Таня, внося стопку мелких тарелок и расставляя их на столе.
— А… Это ты, пигалица…
— Я, дядя Арсений, я. Собственной персоной.
— А я думал, с братишкой время проводишь. Как вы с ним, нашли общин язык?
— Ну, как вам сказать… Ищем только.
— А, понятно… Значит, как говорят дипломаты, стороны ведут поиски взаимоприемлемых решений. Ну что ж, это хорошо, хорошо. А какие, если не секрет, основные разногласия?
— Ой, дядя Арсений, я не умею так, на вашем дипломатическом языке. — Таня оглянулась, словно ища поддержки, но Николай Петрович сидел отрешенный, а Тамара Михайловна была занята, накладывала еду в тарелки.
— Л ты попроще, по-житейски. На что взгляды разошлись? На любовь?
— На жизнь, — вздохнула Таня.
— О, это серьезно. Это…
— Арсений, дискуссию продолжите потом, — Тамара Михайловна сняла фартук, — еда стынет. Давайте!
— Куда же он все-таки подевался? — Николай Петрович глянул наверх, где был виден открытый вход на «голубятню». — Может быть, он там, Танюша? Пришел раньше нас и уснул?
— Нету там никого, папа, я смотрела.
— Николай, ешь, пожалуйста, — Тамара Михайловна положила свою большую ладонь на его руку, — ты же сам говорил: дайте ему полную свободу, пусть не чувствует себя под наблюдением.
— Да, да…
— Так чего же ты? Погуляет, придет.
— Вот и я говорю, — пробасил Арсений, — парню осмотреться надо, в кино сходить, с девочкой постоять под фонарем.
Под фонарем не стоят, — тут же откликнулась Таня, набивая рот картошкой.
— Ах, да, фонари лупят, чтоб они не мешали.
— Это вульгарно, дядя Арсений. Можно уйти в сторону, в тень.
Татьяна! — Тамара Михайловна остановила на дочери свой твердый, насмешливый взгляд. — Ты проявляешь подозрительную эрудицию.
— Нет, почему же, — усмехнулся Арсений. — Это еще весьма благородно — уйти в сторону. А то я недавно видел разбитый фонарь, а на столбе нацарапано: «Темнота — друг молодежи».
Надеюсь, ты это видел не на нашей территории? — впервые вмешался в разговор Светланов.
Успокойся, твои мечтатели на такое не способны.
— Можно подумать, что ты сожалеешь об этом.
Представь себе, сожалею! — Арсений энергично тряхнул своей массивной головой. — Не о рогатках, конечно, и не о камнях… А о том, что они лишены нормального детства, не могут бегать, резвиться, ну, поозоровать, если хочешь…
— Кто ж об этом не сожалеет, Арсений? Мы все сожалеем. Но от этого ведь им легче не станет. Лечить их надо — лечим. Воспитывать — воспитываем. Стараемся сделать все, чтобы они не чувствовали себя ущербными, чтоб интересовались всем на свете, учились, как все, мечтали, как все.
— Вот, вот! Мечтали, как все! Забил ты им головы своими мечтами. Великие открытия! Далекие миры! Выйдут они отсюда, нашпигованные мечтами, полные всяческих великих надежд и дерзаний…
— Так это же прекрасно, дядя Арсений!
Погоди, пигалица. Прекрасно-то мечтать, лежа тут в постелях, пока тебе на подносе все в готовом виде достав ля ют. А выйдут они отсюда, и там, в жизни, меж быстрых да здоровых, когда им первые самостоятельные шаги делать придется, думаешь, очень помогут им твои мечты?
— А что им поможет, по-твоему?
— Профессия — вот что!
— Какая профессия?
— Ну, ясно, такая, чтоб они могли ее в своем нынешнем положении освоить: радист, стенографистка, корректор.
— Ах, вот ты о чем! — Николай Петрович впервые улыбнулся. — Тут, ты, пожалуй, прав. Только не взамен высоких дерзаний, а наряду с ними, в дополнение.
— Это как же?
— А вот так. Ты на сегодняшнем собрании «Бригантины» был?
— Не смог, понимаешь.
— Собирался ведь?