— Да. Ну и что же?

— Так… Вот вы образованны… Скажите, верите ли вы в то, что мертвые воскресают?

— Право, не знаю, — нерешительно ответила Луиза, суеверная, как большинство женщин ее времени. — А что?

— Видите ли, я имел полное основание считать де Тэ мертвым, мертвым наверняка. Так вы мне ничего и не скажете? Во всяком случае, благодарю вас.

На этот раз шпион Фуше действительно ушел, таща свою корзину и волоча толстую палку, и скоро исчез из виду.

Луиза встала и продолжала свою прогулку, рассуждая про себя: «Я поступаю дурно, это я отлично знаю. Вот что значит выйти замуж за красивого молодца без всякого состояния, увлекающегося картежной игрой! Ну что ж, в конце концов я все-таки служу императору».

Она искренне верила в это.

IX

В это время Гранлис, так озабочивавший столько времени императорскую полицию, был уже гостем в старинном замке д’Иммармонов, имевшем очень оригинальный вид. Он был окружен рвами, окопами, соединенными между собой круглыми зубчатыми башнями. Внутри этого укрепления находились три огромные, тяжелые башни со сторожевыми постами и черневшими амбразурами для крепостных орудий. Этот древний замок выдержал не сдаваясь три осады в три разных века. Под ним находились огромные подземелья, полные всевозможных легенд и призраков. Самая древняя, северная часть грозила превратиться в развалины. Все вместе имело внушительный феодальный вид.

Во время пути от гостиницы до замка, продолжавшегося минут двадцать, в ландо не было произнесено ни слова. Гранлис, сидевший на передней скамейке, любовался пейзажем, улыбаясь иногда Иммармону и д’Отрему, скакавшим по обеим сторонам экипажа. Мать и дочь сидели против него, полуопустив головы, в самых почтительных позах. Но иногда сквозь опущенные ресницы мелькал быстрый взгляд Изабеллы, украдкой брошенный на принца.

Экипаж въехал в длинную аллею, окаймленную столетними вязами, потом миновал каменный мост над глубоким рвом. Показался во всем своем великолепии древний замок. Гранлис залюбовался его величавым видом.

Топот лошадей вызвал эхо под тяжелыми сводами; ландо въехало на замковый двор и остановилось перед главным подъездом.

Д’Отрем и Иммармон соскочили на землю и подали руку дамам; Гранлис рассеянно вышел из экипажа, не обращая ни на кого внимания. На него часто находили такие минуты глубокой рассеянности, удивлявшие в человеке, хорошо воспитанном. Изабелла закусила губы, но ее мать, казалось, нашла это естественным, зная обычаи бывшей придворной жизни.

Все вошли в огромный зал, десять окон которого выходили на долину и извилины реки. На стенах висели большие портреты предков в железных латах, в синих и малиновых камзолах, в париках и кружевных воротниках, все они казались красивыми и имели воинственный вид.

Шедший позади Прюнже старательно запирал за собой все двери. Все молчали, вероятно не доверяя слугам, хотя те все были привезены из Англии и не понимали французского языка. Но в то смутное время все подавало повод к подозрениям.

Когда наконец они остались совершенно одни, с минуту еще царило полное молчание. Потом внезапно сцена изменилась. Перед выпрямившимся, принявшим величественный вид де Гранлисом склонились на одно колено все присутствующие, и виконтесса д’Иммармон торжественно произнесла:

— Государь, благодарю вас за великую честь, которую вы делаете нашему дому!

Гранлис протянул руку каждой из дам, ласково и величественно поднял их и сказал виконтессе:

— Сударыня, ваше гостеприимство трогает меня. Я дорожу им, как и вашей особой: вы напоминаете мне прошлое и погибших мучеников, и развалины былого… Я счастлив, что я у вас… Что касается вас, — обратился он к Изабелле, — я не могу видеть такую красавицу в подобном положении. Не вам склоняться на колени перед бедным Гранлисом, скорее ему следует стать на колени перед вами…

Взгляд Изабеллы блеснул таким огнем, перед которым едва ли мог бы кто-нибудь устоять. Иногда она бывала так ослепительно хороша, что походила на неземное видение, как, например, в эту минуту, когда ее глаза горели таким ярким блеском.

Тревога и злое чувство ревности заставили побледнеть графа д’Отрем при виде взгляда его невесты на высокого гостя. Он невольно сжал кулаки и переглянулся со своим двоюродным братом. Тот понял его волнение. Между тем оба они знали безумную любовь принца к Полине Боргезе, так как он не пожелал хранить от них свою заветную тайну. Несмотря на это, они боялись неожиданного сердечного увлечения, минутной прихоти этого наследника стольких легкомысленных монархов.

Виконтесса, не заметившая или не желавшая ничего заметить, ответила растроганным голосом:

— Государь, здесь нет более Гранлиса… Здесь законный наследник царствующего дома Франции, наш король, Божьей милостью Людовик Семнадцатый!

— Да здравствует король! — раздались три голоса, хотя осторожно пониженные.

Гранлис, или Людовик XVII, печально улыбнулся.

— Странный король! — сказал он. — Ведь его народ не знает даже о его существовании, и корона похищена у него уже два раза!