— Встань возле меня, но не слишком близко, — приказал он. — Не двигайся и ничего не говори, только отвечай на мои вопросы.

Я стоял, вдыхая запах жасмина, который поплыл в воздухе, когда жрец открыл горшок. Наверное, отсюда и исходил запах, пропитавший все его тело. Я смотрел, как прорицатель осторожно капнул на поверхность воды немного масла, подождал, пока оно осядет, посмотрел на небо, которое быстро светлело, приобретая прозрачный светло-голубой цвет, и склонился над вазой, обхватив руками пьедестал.

— Хвала Тоту, — услышал я. — Тому, кто управляет правосудием, наказывает преступление, дает вспомнить то, что забыто. Хранителю времени и вечности, чьи слова остаются навсегда. Слушай меня, Камен. Медленно и подробно расскажи о своих снах с самого начала. Ничего не упускай. Говори так, будто видишь их сейчас.

И я заговорил, сначала неуверенно и робко, но затем страх улетучился и мой голос зазвучал увереннее, смешиваясь с теплым вечерним ветерком, который нежно прикасался к моему лицу и шевелил края одежды моего господина. Я почувствовал, что словно растворяюсь, теряю свою телесную оболочку, мне казалось, что говорю не только я, что вместе со мной говорят темные деревья сада и камни у меня под ногами. Вскоре в мире не осталось ничего, кроме моего голоса и моего сна, и этот голос и сон смешались, став одним целым, а я больше не был человеком из плоти и крови, я превратился в призрак юноши, который стоял в ночном саду, находясь между реальностью и миражом.

Жрец поднял руку; на мгновение с нее соскользнул рукав, и в тусклом вечернем свете передо мной мелькнула полоска серой, как пепел, кожи.

— Достаточно, — сказал прорицатель. — Молчи.

Я замолчал, и мир постепенно принял свои прежние очертания.

Я ждал. Я уже привык долго стоять навытяжку, и, когда прорицатель поднял голову, провел руками по вазе и сложил пальцы в особый жест, означающий конец ритуала, на небе уже зажглись первые звезды. Жрец выпрямился и внимательно взглянул на меня.

— Изрекающий истину Тот дает вспомнить то, что забыто, — хрипло сказал он усталым голосом, опершись рукой о пьедестал, словно нуждался в опоре, чтобы устоять на ногах.

У меня заколотилось сердце. Все оказалось правдой. Он действительно мог заглядывать не только в будущее, но и в прошлое. Еще мгновение — и он скажет мне все. У меня задрожали колени, и только сейчас я почувствовал, как сильно болит у меня спина.

— Тот, истинный хранитель равновесия, — сказал жрец и засмеялся, словно залаял, сухо и отрывисто. — Мой дорогой офицер Камен, ты оказался намного интереснее, чем предполагал брат. Мне нужно отдохнуть. Прорицание всегда отнимает много сил. Пошли. Поговорим у фонтана.

Он пошатнулся, выпрямился и, опустив голову, быстро пошел за угол дома, спрятав руки в рукава своих одежд. Я последовал за ним, и вскоре мы вышли на площадку с каменными скамейками и фонтаном, струи которого в ночном свете казались серебряными. Жрец тяжело опустился на скамью, я осторожно примостился рядом, зажав руки между колен. Наблюдая, как постепенно он возвращается к жизни, я подумал о сухом листе, который, упав в воду, оживает вновь. Я больше не мог ждать.

— Что вы видели? — нетерпеливо спросил я. — Пожалуйста, господин, не мучайте меня загадками!

После некоторой паузы жрец неохотно кивнул.

— Прежде чем я тебе отвечу, ответь ты мне на один вопрос, — сказал он. — Почему ты решил стать солдатом? Сделаться торговцем было бы намного легче и разумнее.

В саду было темно, его освещала только луна и звезды. Теперь, когда солнечный свет пропал, сидевшее рядом со мной существо казалось мне бесплотным духом. Он был неподвижен, как мертвец, и расплывчат, словно призрак, а из-под надвинутого на лицо капюшона на меня смотрела лишь черная тьма. Лица не было. Я пожал плечами.

— Не знаю. Просто сильно хотелось. Я думаю, это из-за моего родного отца, он ведь был офицером армии фараона.

Капюшон шевельнулся.

— Не отец, — глухо произнес голос. — Твой дед.

Мне стало жарко. Задыхаясь, я схватил жреца за руку.

— Вы знаете! Скажите мне, что вы видели?

— Твой дед был иноземцем, ливийским наемником, который принял египетское подданство после первых войн фараона, то есть сорок лет тому назад, — ответил он, не пытаясь отнять руку. — Он не был офицером. Его дочь, твоя родная мать, была простолюдинкой. Она была очень красива, но амбициозна. И добилась богатства и знатности.

— Вы видели это в каплях масла? Все это? — спросил я, забывшись от волнения и дергая его за руку. На этот раз прорицатель отодвинулся от меня подальше. Опомнившись, я сел на свое место. Меня била дрожь.

— Нет, — отрезал он. — В масле я увидел твой сон, который был ясен, как развернутый папирус. Я видел тебя младенцем, как ты лежишь на травке недалеко от того дома, где живешь со своей матерью. Она подходит к тебе и опускается на край одеяла, куда положила тебя. Она улыбается. В ее выкрашенной хной руке — цветок лотоса. Вокруг тебя на траве разбросаны такие же цветы. Она щекочет тебя цветком, ты смеешься и пытаешься его схватить. Я узнал ее лицо, этот мягкий овал, изгиб нежных губ. Когда-то я знал ее, много лет назад.