С помощью советов и наставлений одного епископального священника, который курил трубку, а также откровенно и со знанием дела беседовал о половом вопросе и которого за это звали «отец мой», Пиони привела декана в лоно епископальной церкви. Она находила, что человеку, призванному, быть может, возглавить движение прогрессивной мысли в Нью-Йорке или Вашингтоне, не к лицу пресвитерианство; такой человек должен быть либо епископалом, либо атеистом, но для штатного преподавателя епископального колледжа разумнее, пожалуй, избрать первый вариант. Впоследствии декану предстояло убедиться, что это была ошибка и что, если вы рассчитываете сделаться великим Либералом или непримиримым Консерватором, а также если вы хотите наживать много денег, вам следует быть методистом, баптистом, конгрегационалистом, квакером или русским князем.

Осенью Плениши возвратились в Кинникиник и привезли с собой множество новых идей, первоклассный загар и всего двести долларов долгу.

Цензурный комитет округа Гарфилд продолжал громить хорошие книги и создавать им рекламу, а мистер Руд, сам того не ожидая, пристрастился к чтению и открыл первую в округе приличную книжную лавку. Имя председателя Плениша, «ученого, который не гнушается пылью мостовых» (ватерлооский «Курьер»), получило не менее широкую известность, чем названия упомянутых книг. Все население штата мало-помалу прониклось уверенностью, что доктор — человек, который не подкачает (хотя никто, кроме Пиони, не смог бы сказать, в чем, собственно, он не подкачает), и его даже избрали членом Консультативно-Директивного Комитета по Электрификации и Творческому Планированию.

Потом он вдруг сорвался с места и в течение двух с лишним месяцев разъезжал по городам штата: из Оттамуа — в Мейсон-Сити, из Мейсон-Сити-в Сиу-Сити и в Маскатин; имя его ежедневно появлялось в газетах, на странице седьмой; вместе с Пиони он посещал парадные банкеты на три сотни и более персон, с шестнадцатью застольными речами в программе. И когда эта славная кампания пришла к концу, у Пленишей было уже четыреста долларов долгу, для частичной уплаты которого Уиппл Джексон прислал им чек на двести, и Пиони купила на эти деньги люстру из горного хрусталя и пятьсот акций алмазных копей.

Декан Плениш впервые удостоился чести быть приглашенным в число «директоров» солидной общественной организации с центром в Нью-Йорке — Общество Сочувствия Пацифистским Устремлениям Новой Демократической Турции. Его заверили, что названная организация заинтересована лишь в его прославленном имени и ни денег, ни времени ему тратить не придется, если он сам этого не жаждет.

Он не жаждал.

Не раз впоследствии ему предстояло испытать это ощущение горячей волны в желудке — словно от стакана пунша — при виде собственного имени, отпечатанного на официальном бланке. Но сейчас он опьянялся впервые. Письмо Турецких Сочувствователей, под которым великодушно поставил свою подпись какой-то дартмутский профессор, представлялось ему символом культурного прогресса и международной информации. В центре заголовка красовалась голова турецкого рабочего без фески, а под ней, напоминая отдувшийся на ветру галстук, полукругом были расположены таинственные бук-

ВЫ ОСПУНДТ.

Адрес неизбежно должен был внушить уважение жителю Кинникиника: Нью-Йорк, Пятая авеню, угол 43-й улицы.

В верхнем правом углу бланка стояли имена членов правления, среди которых было три известных духовных лица, один чикагский юрисконсульт и в качестве казначея четырнадцатый вице-президент Шестнадцатого Национального Манхэттенского Банка. Декан еще не знал тогда, что во всех порядочных организациях национального масштаба, вплоть до таких, чьей деятельности хватает ровно на неделю, пост казначея непременно занимает нью-йоркский банкир.

Пониже списка членов правления значилось еще одно имя: «Директор-распорядитель Констэнтайн Келли», — набранное столь скромным шрифтом, что Плениши, новички в мире общественных организаций, не обратили на него внимания. Их больше всего интересовало левое поле бланка, где в списке сорока восьми директоров стояло:

Айова.

Гидеон Плениш, д-р философии.

Декан Кинникиникского колледжа.

Декан и Пиони посмотрели друг на друга, затем они оба посмотрели на Кэрри, и все трое вздохнули: родители от радости, Кэрри от скуки и, возможно, оттого, что ее беспокоили газы.

Известие о выпавшей на долю декана чести появилось в айовских газетах, и декан немедленно получил приглашение сделаться директором двух других организаций и вступить в качестве члена-жертвователя еще в шестьдесят три. Первые два приглашения он принял.

Его обязанности в ОСПУНДТ оказались не слишком обременительными. Избрав его, этот почтенный орган больше не вспоминал о его существовании, если не считать ежемесячных бойких посланий за условной подписью дартмутского профессора, в которых разъяснялось, почему в Европе и Азии больше никогда не будет войн, и предлагалось вербовать новых членов среди жителей своего штата. ОСПУНДТ готово было удовлетвориться тем, чтобы он проводил собрания и высылал по почте полученные взносы.

Обильные почести, которых удостоился декан, побудили его ступить на благодатную сгезю публичного ораторства и просвещения масс. Вот что писал по этому поводу кинникиникский «Рекорд»: «Как в нашем, так и в соседних округах названного джентльмена наперебой приглашают для произнесения речей на съездах, выпускных актах, встречах бывших однокашников, юбилейных банкетах Ротарианских клубов, словом, во всех тех случаях, где требуется культура и остроумие; и нет руки, которую мы пожали бы с большей гордостью, нежели руку декана «Гидди».