Койву приветственно поднял кружку:

— За победу! — Мы сдвинули кружки и отхлебнули по глотку. — Послушай, Мария… я бы хотел и дальше работать с тобой в одной команде. Почему ты ушла из полиции? Ты же не боишься. На тебя можно положиться.

— Ага, не боюсь. Смотри, у меня до сих пор руки трясутся.

— Но ты этого не показываешь. Знаешь, каково мне в одной упряжке с этими Саариненом и Савукоски! Они оба такие тюфяки, а Сааринен к тому же совершенный слабак — и ста метров пробежать не может. У тебя ведь хорошее образование, ты смогла бы сделать отличную карьеру в полиции.

— Почему ты вдруг заговорил об этом?

Я задумалась. Слишком многие за последние несколько дней удивлялись моему решению — сначала Перец, теперь Койву. Да надо признать, что я и сама иногда…

— Ты один из лучших полицейских, с которыми мне когда-либо доводилось работать. Ты отличный товарищ! — Койву говорил так воодушевленно, что я даже удивилась.

— Слушай, ты что, посещал какой-нибудь американский тренинг по установлению межличностных отношений, на котором рекомендуют хвалить человека хотя бы несколько раз в день?

— Да нет, просто сейчас у каждого из нас есть пара, и я могу тебе искренне сказать, какая ты классная, без того чтобы ты подумала, что я за тобой ухлестываю.

Мы продолжили болтать о планах на лето, договорились о том, что Койву с Анитой как-нибудь заедут к нам в Тапиола попариться в бане. Через некоторое время мы решили, что пора расходиться, несмотря на то что поили нас здесь бесплатно. Я совершенно не выспалась прошлой ночью в палатке, а после сегодняшней нервной встряски невыносимо разболелась голова.

На улице было еще довольно светло, и я решила немного прогуляться и зайти на городское кладбище в Хиетаниеми, посмотреть на могилу Санны. Антти рассказывал, что ее похоронили рядом с родственниками матери в старой части кладбища. Я увидела несколько новых надгробных камней, но ни на одном из них не было ее имени. Все понятно. Хяннинены не захотели оставить память о заблудшей дочери даже на могильном камне, раздраженно думала я, направляясь к автобусной остановке.

Когда я вернулась домой, Антти играл на пианино. Несмотря на шум в голове, я остановилась и немного послушала — сонаты Скарлатти звучали так нежно. Приняв две таблетки от головной боли и постояв под душем, я приступила к чтению дела Оде Хакала и Санны, которое передал мне Койву. Я не почерпнула в нем ничего для себя удивительного, разве что преступная биография Оде была гораздо разнообразнее, чем я себе это представляла. Пара задержаний из-за наркотиков, кражи, драки. Отличный кандидат в убийцы, вот только не мог он его совершить, поскольку безвылазно сидел в тюрьме. Вот если бы дело происходило в романах одной из основательниц британского детективного клуба Дороти Сайерс, Оде умудрился бы незаметно для всех выбраться из тюрьмы, совершить убийства и так же незаметно вернуться обратно. Или же в тюрьме сидел бы его двойник, а он с отращенной бородой и осветленными волосами разгуливал на свободе, переодевшись, например, в Маке Руостеенойя…

Антти заглянул на кухню, когда я заваривала себе чай с ромашкой, найденный в запасах Марьятты Саркела.

— Звонил Теему Лааксонен. Сказал, что будет завтра в Хельсинки и готов с тобой встретиться. Как поживает констебль Койву?

Антти расстроился, когда я рассказала ему о своем вечернем приключении.

— Да ты сейчас рискуешь еще больше, чем когда работала в полиции!

— Ну пойми, не могу же я стоять в стороне, когда такое происходит… Меня так учили в школе полиции… Горбатого могила исправит, — улыбнулась я.

— Мария, я не хочу тебя потерять. Пожалуйста, будь осторожна, хотя бы ради меня. — Антти обнял меня, и я прижалась к его плечу, вспоминая, каким нежным он был сегодня утром.

— Завтра я встречусь со своим научным руководителем и отвезу ему несколько последних глав диссертации. Если у него не будет серьезных замечаний, защиту скорее всего назначат на ноябрь.

— Ты планируешь потом вернуться в университет?

— Я еще не решил. У меня остается полтора года, которые я хотел бы посвятить научной работе, и сначала я думал, что сразу после защиты отправлюсь куда-нибудь за границу — в Данию или в Штаты, — но мне следует еще раз обсудить все с профессором.

— Когда ты собираешься уехать? Сразу после Нового года? — Несмотря на жуткую головную боль, я решила разобраться в ситуации.

— Да, или осенью, в начале следующего учебного года. Знаешь, это ведь и от тебя зависит… Я должен был поговорить с тобой еще вчера, но нам было так хорошо, что мне не захотелось это обсуждать. Что ты будешь делать? Отправишься со мной? Или будешь меня ждать? Я очень надеюсь, что наши отношения не закончатся с моим отъездом.

Я растерянно молчала, не зная, что ответить. До сих пор мы жили, ничего не планируя, не задумываясь о будущем. Да, конечно, я любила Антти, но насколько была готова связать с ним свою жизнь? На день, на год, навсегда?

— Я совсем недавно перешла на новую работу и пока не собираюсь менять ее, — твердо сказала я, умолчав о том, что если вдруг подтвердятся мои подозрения насчет Эки, то уволюсь в тот же день. — Не могу же я все бросить и просто поехать с тобой в Америку. Что я буду там делать? И что значит «ждать»? Сидеть и смотреть в окошко, надеясь, что я тебе еще сгожусь, когда ты вернешься обратно? — Не успев закрыть рот, я пожалела о последней фразе.

— Дурочка, я совсем не это имел в виду! Я просто думал, что… Ладно, давай поговорим об этом в другой раз, сейчас ты устала.