Антишведское трио — Петр, Август и Фредрик — уже 18 октября 1709 года в Торне (Торуни) согласовали все статьи договора о союзе против Швеции [198] . Дипломатия Фридриха Вильгельма Прусского стала демонстрировать заинтересованность в присоединении к Северному альянсу. 17 октября прусский король по Одеру выплыл навстречу Петру I и в Мариенвердере поздравил его с Полтавской победой. В наступательный союз против шведов пруссак, однако, не вошел — он, как и его предшественник Фридрих I, занял выжидательную позицию, чтобы «погреть руки» попозже, когда ситуация прояснится окончательно.

Король Станислав не был еще свергнут, но он «испарился» из своего королевства, как утренний туман, а вместе с ним «испарилась» и вся польская политика Карла XII [199] . Август Сильный порвал Альтранштедтский договор и вернулся на польский трон.

Многим, в том числе и автору данной книги, всегда казалось непонятным слишком долгое отсутствие короля на своей земле. Ну да, у него не стало армии; конечно, ранение на первых порах делало его неподвижным и бездеятельным; понятное дело, пути возвращения в Европу были официально перекрыты — царь Петр со своими «повеселевшими» после Полтавы союзниками об этом позаботился. Но все-таки это был Карл, а не какой-нибудь созерцатель жизни и меланхолик Левенхаупт! Он должен был вернуться домой и найти способы преодолеть препятствия, ему надо было показаться на глаза своему народу и самому успокоить «паникеров», ему следовало своим присутствием поддержать сторонников и старых боевых товарищей, взяться самому за восстановление армии, финансов и тому подобного, как это делал его отец, к чему его неустанно призывала Ульрика Элеонора в своих письмах, — одним словом, сделать все, что он попытается делать пять лет спустя с помощью Гёртца, когда было уже слишком поздно.

Почему же он все-таки так долго задержался в Турции? Не позволяло вернуться самолюбие? Возможно, но все-таки маловероятно. Не преодолел шока после Полтавы? Вероятно, но непохоже на Карла. Считал, как полагают некоторые историки, находиться в Турции выгодным и необходимым? Действительно, Карл в войне с Россией делал ставку на султана и крымского хана и мечтал появиться в Польше во главе 55-тысячного шведско-турецко-татарского войска. Об этом пишут все или почти все биографы короля, но нам это кажется малоубедительным. Королю достаточно было пожить в гостях у султана год, максимум два, чтобы понять, что никаких политических и военных приобретений шведам там не добиться. Как талантливый полководец, он должен был понимать, что ни султан, ни крымский хан царю Петру с его новой армией после Прута уже нестрашны. Напрашивается вывод, что Карлом XII, возможно, овладел какой-то психический недуг, своего рода наваждение, умственная спячка, помутнение сознания, которые в его положении — если вспомнить все несчастья и неудачи, перенесенные им в последние месяцы русского похода, — не были бы уж такой большой неожиданностью. Это, возможно, объяснило бы многое, но достоверно знать этого никому не дано.

Немецкий историк Ф. Оттов делает такое наблюдение: «Карл на самом деле вовсе не был... превосходным мастером владения сложными ситуациями и преодоления неблагоприятных обстоятельств, каковым он представал перед окружением и желал себя видеть. Скорее он был натурой депрессивной, иногда способной на удивительные манифестации воли и энергии, но их проявления ни в коей мере не выдавали стабильную силу души, способную переносить все перипетии высоконапряженного существования. Поэтому его деятельность часто сменялась более или менее длительными периодами неожиданного погружения в состояние упадка духа и потерянности, которые выражались то в апатичной бездеятельности, то почти в лихорадочной активности, которыми он, очевидно, пытался заглушить собственную неуверенность».

Перед Карлом XII после Полтавы стоял выбор способа действий: либо уйти в глухую оборону и оставить вещи такими, какими они стали после русского похода, либо признать Полтаву всего лишь неблагоприятным эпизодом и создавать основу для новой наступательной политики, с привлечением солидных и сильных союзников, конечной целью которой по-прежнему должно оставаться нанесение поражения России и заключение с ней мира на шведских условиях. И король Швеции выбрал, естественно, второе — это недвусмысленно следует из его знаменитого письма к оборонной комиссии Швеции. Был ли этот выбор умным и целесообразным для страны? Вряд ли. Если бы Карл XII успокоился на «достигнутом» или бы, к примеру, погиб в сражении, Швеция могла бы получить от России куда более выгодный мир, нежели тот, который она получила в 1721 году. Но король не погиб и сделал выбор, который был достоин его,— иначе он поступить не мог. Резон и здравый смысл — это качества посредственных людей, утверждает в своем упоении личностью Карла Ф. Г. Бенгтссон, Люди же выдающиеся, такие как Карл XII или Наполеон, идут другим, своим путем, потому что они так видят и изменить себя не могут и не желают. И упрямством, непоколебимой приверженностью своим принципам, идеалам и императивам они способствуют собственной погибели — такова логика великих людей.

Красивый вывод, но в этом ли состоит величие и слава государей, полководцев, министров, генералов и вообще властей предержащих? Нам как-то привычнее и ближе другое представление о великих и замечательных людях: они должны все-таки угадывать объективный ход истории и направлять свою деятельность в нужное и полезное для своей страны и своих подданных и граждан русло, а не становиться поперек событий. Ну, взять хотя бы пример другого «солдатского» короля и предка Карла XII — короля Густава II Адольфа, тоже великого полководца, но и великого государственника. Но Карл не был наделен способностями человека, мыслящего государственными категориями, и поэтому предъявлять к нему претензии по этому поводу бессмысленно. Он был таким, каким родился, каким его сделали воспитатели и жизнь.

Как-то Карла спросили (капитан А. Левен), что делает королей великими. Ответ был примечательным: «Счастье не делает их великими, равно как и несчастье не может лишить их своих достоинств. Судьба, кокетливая куртизанка, не должна влиять на истинную славу — так же, как неверная жена не должна испортить репутацию своего мужа. Фальшивые представления у людей, которые принимают ложь за правду, не имеют никакого воздействия на образ мыслей солидного и праведного властителя; он достаточно уверен в себе самом и не обращает внимания на мнение невежественных людей, как месяц плывет по небу, не замечая лая собак». Это высказывание, считает Лильегрен, показывает, какого высокого мнения был Карл XII о себе. Несмотря на все поражения и неудачи, он был великим, солидным и праведным. И не очень скромным, добавляет историк.

... Турция, на которую делал ставку Карл XII, уже прошла свой пик могущества и величия. Империя постепенно дряхлела, загнивала, слабела, рассыхалась и расползалась по швам. Времена воинственных султанов, становившихся отцами в пятнадцать и продолжавших ими быть в семьдесят лет, прошли. Нынешний правитель Блистательной Порты Ахмед III предпочитал седлу диван, военным походам — прогулки в гарем; он окружил себя безумной роскошью, изнежил себя духами и эссенциями, государственными делами почти не занимался и поручал их великим визирям и другим министрам. Кое-что от былой славы, конечно, еще оставалось, ресурсы империи чисто теоретически были неисчерпаемы, и соседние государства с опаской продолжали смотреть в сторону Стамбула, но это была одна видимость.