Ну-с, пожелаю Герке хорошего начала учебного года, а Матрёне здоровья и здоровья. Да пусть вас больше не трясёт. Напиши Вале — пусть она мне достанет «Пастуха и пастушку» на грузинском языке. Мне грузины не отвечают. Всех целую. Виктор

А младшему Виктору завтра 4 месяца. Славный малый растёт, улыбается всем, горгочет.

5 сентября 1976 г.

(В.Юровских)

Дорогой Вася!

Мне всегда приятно получать твои бодрые и трепетные письма, всё в них о природе, о работе, а то алкаши одни одолевают, стонут, стишки «погибельные» шлют и сами вроде бы вот-вот погибнут, но чаше всего погибают их матери, жёны, дети, а они продолжают пить, жаловаться, ругать власти, литературу, всех чернить, кроме себя. Надоели, окаянные. Артисты они, и все одинаково играют, зато самолюбивы и эгоистичны до омерзения. Надоели, падлы!

Я живу всё ещё тяжеловато. Написать книгу, которая бы всколыхнула пусть не общество, а хотя бы отдельную публику, трудно, а потом ещё надо нести на себе, как крест, груз гнева, боли и настороженности, вызванных ею. Очень «Царь-рыба» оказалась для моего здоровья и больной головы книгой тяжёлой — до сих пор мучаюсь с нею. Сдавал в «Роман-газету», так все требуют подписей, печатей, разрешения и, в конце концов, дали сокращённый вариант в одном номере, да и то попросили: «Остро очень, так нельзя ли кое-что...», ну тут уже я освирепел, бахнул дверью и уехал. Дают вроде бы в № 23, но боюсь, что попросят в корректуре «кое-что», и я опять буду ругаться, а потом голова станет раскалываться. А ещё ведь редактура книги впереди новой, непростой — в неё входят «Ода русскому огороду», новые главы «Последнего поклона» и «Царь-Рыба» — меня уж всячески готовят к «редактуре». Ах, мати божья!..

После Москвы я сразу уехал в деревню. Погода у нас по-прежнему плохая. Урожаю нет — маленько наросло грибов, вот и собираем с Марьей Семёновной да сушим, солим и маринуем — всё еда зимой, а то даже ведь картошка не выросла. И рыба не клюёт! Вода большая, корму много несёт, и она срать хотела на наживку.

Саша Филиппович прислал мне большое письмо, много о «Царь-рыбе» мне написал — умница он, но, кажется, в Свердловске ему не жить — съедят. Я посоветовал ему держать на прицеле Курган.

Пятнадцатого сентября, если будем здоровы, уедем с Марьей Семёновной на декаду, в Молдавию, хоть маленько встряхнуться и отогреться, а потом, отредактировав книгу, пусть и поздней осенью, я всё же собираюсь в Сибирь — надо заканчивать «Последний поклон», а чтобы закончить, всенепременно надо постоять на том месте у Енисея, где нашли утопленницу-мать.

Вот потянуло к этому месту, и ничего с собой поделать не могу, и книгу мне не закончить, если я не выполню этого душевного «каприза». Внук наш Витенька растёт хорошо, слава богу. Сын Андрей уезжает обратно на Урал, в Вологде не прижился. Вот такие наши дела.

Всем привет. Виктор

4 октября 1976 г.

(В редакцию газеты "Кадр")

Уважаемый тов. Е. Поротов!

Спасибо Вам за газету «Кадр», за письмо и предложение ответить на Вашу анкету. Коротенько отвечаю (подробнее нет времени): 1. Я — зритель с детства. В деревенском клубе крутил «динамку» немого кино, чтоб заработать право смотреть бесплатно фильм. Каждому огольцу доверялось прокрутить целую часть. Силы, хватало не у всех, слабела рука, слабел свет на экране, исчезало изображение, публика громко выражала негодование, и слабака немедленно подменяли. Из фильмов, увиденных в детстве, мне ярче всего запомнился «Когда пробуждаются мёртвые» с участием молодого Игоря Ильинского. Видел я первый звуковой и цветной фильм — «Соловей-соловушко». Впечатление чуда, сколь его потом ни пытались уничтожить наши и заграничные ремесленники кино, так и не исчезло до сих пор.

Сейчас, в силу суеты и занятости, я уже не такой активный зритель кинематографа, появилось чувство усталости (не пресыщенности) от огромного количества фильмов серых, привычных и часто вторичных. Из двухсот фильмов, выходящих за год, запоминается два-три — это очень мало, даже в литературе, переживающей сложные времена, нет такого многопроцентного серого потока продукции, а ведь воздействие кино на массы куда более напористо ныне, нежели влияние литературы.

Из последних фильмов студии «Ленфильм» (мною увиденных) запомнилась картина «Старые стены», а в картине больше всего мне понравилась Гурченко, сделавшая сложную, если не сложнейшую, работу, перешагнув через образ и стереотип той, что засела в памяти зрителей, скорее и не героини, а персонажа, исполняющего песенку: «Пять минут, пять минут...»

Проблема «Писатель и кинематограф» будет до тех пор, пока существует и то, и другое. Уж очень разные это вещи. Думаю я, что было и будет в этой проблеме главенствующее лицо — писатель, ибо сколько бы у него ни было надзирателей, они не могут проникнуть в его тайну, тайну замысла, и, следовательно, никому не дано распоряжаться писателем, сколь бы ни старались, как бы ни изощрялись в этой бесполезной и бессмысленной работе люди, присваивающие себе право судей, диктаторов или «добрых советчиков».

И ещё — писатель свободней кинематографистов был и будет потому, что процесс его работы стоит недорого — бумага, перо, а место — если приспичит писать — можно найти хоть в лесу, хоть на чердаке. Киношник обложен со всех сторон надзором, словно медведь в берлоге, и я удивляюсь даже, как это иным режиссёрам при таком огромном количестве финансовых, идейных и прочих надзирателей ещё удаётся иногда как-то извернуться и выпустить что-то интересное на экраны! Считаю это не просто удачей режиссёра, сценариста, художника, оператора и актёров, а их творческим подвигом. Думаю, дальше будет ещё труднее, уж очень много (год от года всё больше и больше) появляется желающих руководить, направлять, указывать, ковыряться в душе художника и всё меньше и меньше желающих нести тяжёлую каторгу творца.