В оппозиции «линии» Ли Лисаня находился Мао Цзэдун, к которому относились с уважением как к старому большевистскому ветерану первого съезда. Мао, родившийся в 1893 г., воспитывался во время «боксерского» восстания в Хунане в атмосфере враждебности к иностранцам. Выросший в крестьянской среде, он поднялся на низшую ступень образования. Мао случайно ознакомился с описанием личности Маркса на книжных стеллажах Пекинского университета, когда он был ассистентом библиотекаря. Он стал убежденным коммунистом, следуя учению Коминтерна, за одним исключением: Мао считал что не следует больше надеяться на революцию, возглавляемую рабочим классом, чьи несвоевременные выступления так часто подавлялись.

После поражений красных в 1927 г. Мао сосредоточил свое внимание на крестьянстве своей собственной провинции Хунань. Его «Доклад об обследовании крестьянского движения в провинции Хунань» (март 1927 г.) перевернул марксистский график: крестьяне должны образовать авангард Китая; создание коммун должно начаться в деревнях, которые обеспечат захват городов.

Будучи по существу сторонником постепенного проведения реформ, Мао объединился с недовольными крестьянами, участниками пассивного сопротивления налогам и «красными копьями» против местных военно-гражданских правителей. Мао утверждал, что «богатые» и «средние» крестьяне должны быть пощажены, если они присоединятся к движению. Можно пощадить даже хороших дуцзюней, правителей, сосредоточивших в своих руках военную и гражданскую власть. [403] Маоистская коалиция крестьян, рудокопов и перебежчиков из националистического лагеря, которая именовала себя Первой дивизией Рабоче-крестьянской армии, потерпела сильное поражение в время восстания осеннего урожая 1928 г. Мао был исключен из политбюро, хотя остался в партии.

Ближайшим сторонником Мао был Чжу Дэ, профессиональный военный, чья карьера пострадала от употребления опиума. Он покончил с этой пагубной привычкой во время нескольких лет путешествия по Европе. Там Чжу Дэ изучал коммунизм. По возвращении в 1926 г. к военной карьере он присоединился к КПК. Чжу Дэ организовал Красную армию в Наньчане. Позже, наделенный неуязвимостью, он пережил белый террор в Кантоне и Сватоу. Он прошел через ряд испытаний, и это подняло его авторитет. Чжу Дэ был неутомимым в действии и решительным в командовании. Его скромность являлась укором расточительным дуцзюнам и тщеславным чиновникам из центрального правительства. Жалованье Чжу Дэ составляло пять долларов в месяц. Он не носил знаков различия и получал паек наравне с солдатами. Некоторые американские корреспонденты сравнивали его с Улиссом Симпсоном Грантом (полководец северян во время Гражданской войны в США. — Пер.). Шестой съезд привел к усилению борьбы между лидерами. Перед Ли Лисанем в особенности стояла альтернатива: если бы он применил фабианскую стратегию (получила свое название в честь древнеримского полководца Квинта Фабия Максима Кунктатора («Медлителя»), применявшего ее во время Второй Пунической войны 218–201 гг. до н. э. — Пер.), сберегая свои малочисленные силы, то он был бы обвинен в пассивности. Поэтому он выбрал активную стратегию и старался создать коммуну в Чанше, столице провинции Хунань. Городские рабочие оказались апатичными, а Красная армия — слишком малочисленной для активных действий. Ли был вскоре обвинен в «путчизме» или опрометчивости и в августе 1930 г. выведен из политбюро. Потом он уехал в Москву, унося с собой надежду на пролетарскую диктатуру.

Позже произошел бунт против компромиссов Мао с богатыми крестьянами. Мао быстро рассеял мятежников и казнил их руководителей. Он стал председателем Временного советского правительства, а Чжу Дэ — помощником по военным вопросам. Таким образом, китайский коммунизм обрел ценное руководство революции: проповедника, военного тактика и пропагандиста-переговорщика. [404]

Власть Гоминьдана вряд ли что могла значить, если вблизи Нанкина и в сердце Южного Китая оставалась вооруженная группа, контролируемая иностранцами. С одобрения западных держав Чан Кайши объявил в декабре 1930 г. кампанию по искоренению «коммунистических бандитов».

Они приняли лозунг, служивший им 30 лет: «Армия — это рыба, люди — это вода» (Мао написал эти слова, в частности, впоследствии в своей работе «Аспекты антияпонской борьбы Китая» (1948). — Пер.). Прилагались все усилия ради достижения народной поддержки на каждом уровне. Арендная плата была сокращена вдвое, ростовщичество — запрещено, и в законе о земле предусматривалась экспроприация милитаристов и крупных землевладельцев. Но он применялся только против беженцев, и даже буддийские монастыри оставались в неприкосновенности, если народ поддерживал их. Консерваторов успокаивали принятием налоговой системы, согласно которой отменялись 1700 различных налогов и вводился подоходный налог, не превышавший 35 %. Красные составили образцовое фабричное законодательство. Эти законы не затрагивали почти никого в советских районах, но служили великолепной пропагандой в контролируемых националистами городах. В них также содержалось обещание защитить цены крестьян на продукты от «ввоза империалистами по бросовым ценам сельскохозяйственных продуктов». [405]

Самозваная новая демократия красных хорошо функционировала среди крестьянских хозяйств горных территорий и в бамбуковых чащах. Армия и боеприпасы были захвачены у окруженной дивизии националистов в 1929 г. и пополнялись в ходе рейдов. Жители деревень снабжали коммунистов продовольствием и разведывательными данными. Многие солдаты дезертировали из гоминьдановской армии, и они поддавались красной пропаганде.

Большинство коммунистических ячеек в крупных городах было уничтожено. Однако, несмотря на серию побед на бумаге, нанкинские военачальники не смогли в четырех последовательных кампаниях победить партизан Чжу Дэ. Но даже и в этом случае консерваторы могли бы заручиться поддержкой общественного мнения, если бы не маньчжурский инцидент. Когда в 1929 г. Ли Лисань занял сторону СССР при возвращении советскими большевиками КВЖД, красные казались лакеями Москвы. Однако во время шанхайского сражения 1932 г. 19-я армия, выведенная из Цзянси, сражалась героически, пока ее сопротивление не было сломлено японскими войсками, получившими подкрепление.

19-я армия была наказана генералиссимусом за ее действия без приказа, но весь Китай восхищался ее борьбой. Япония невольно способствовала росту популярности красных. Помимо своей роли как защитника прав человека, они стали поборниками национального спасения. Коммуна формально объявила войну Японии. Их лозунги «Изгоним врага из нашей страны!», «Китайцы не должны сражаться против китайцев!» сделали призывы Чан Кайши к походу против «коммунистических бандитов» неуместными.

Жест коммунистов ничего не стоил. Пять лет красные не сталкивались с японскими войсками и не участвовали в боях с ними, но националистическое правительство не могло позволить себе риторического патриотизма. Генералиссимус, не имея морских и воздушных сил, своим призывом к войне с Японией привел бы к поражению своей плохо обученной армии. Политика умиротворения (хотя вызывала сожаление) была единственно возможной, когда механизированные силы противника пронеслись по маньчжурским провинциям и через горы Джехол.