В августе 1910 г. марионеточный правитель Ли Чхок согласился на аннексию Кореи, хотя королевская семья жила 35 лет во внутреннем дворе древнего дворца под Северной горой. За год до оккупации принц Ито Хиробуми, который три года служил генеральным резидентом и заставил Коджона отречься, был убит в Харбине одним корейским патриотом. Этот террористический акт был бессмысленным, потому что старый японский государственный деятель противился учреждению военного правления, и если бы он остался жив, то ограничил бы крайности в поведении японских авантюристов, которые в последовавшие годы хлынули в Корею, чтобы грабить новую колонию. [301]

Главной жертвой Русско-японской войны стала легенда о непобедимости белых. Благодаря численности и невероятной храбрости цветные воины разгромили отряд Кастера (североамериканские индейцы разгромили отряд офицера США. — Пер.) и очистили Абиссинию от итальянцев. Однако когда пыль улеглась на Высокой горе высотой 203 метра, стало очевидно, что азиаты могут побеждать европейцев в неблагоприятных условиях. Цусимское сражение доказало, что они могут использовать наиболее сложную технику — броненосцы. [302] При виде всего этого миллиард азиатов и африканцев чувствовали, как укрепляется их достоинство.

Студенты стекались в Японию со всей Азии. Лишь из Китая в 1907 г. их прибыло десять тысяч. Вожди племен на Суматре с новой надеждой воевали с голландцами. Индийские махараджи с бесстрастными лицами спрашивали разрешения инвестировать в военные облигации союзника Великобритании. В то время как аннамиты устраивали волнения, протестуя против связей Франции с Россией, индо-китайские крестьяне, которым запрещалось проявлять свои политические симпатии, сажали японские лотосы в прудах. В Сиаме проводилось интенсивное изучение источников могущества Японии, как когда-то Ито изучал факторы силы Европы. Китай осудил Акт об исключении китайцев (первый и единственный официальный закон США, направленный против конкретной национальности, а остальные дискриминационные законы США касались рас в целом; он действовал в 1882–1943 гг. и запрещал любую китайскую иммиграцию и/или натурализацию уже проживающих в этой стране китайцев. — Пер.) и отменил наиболее ценную для США концессию на строительство железной дороги. Встревоженные западные старожилы Китая, как сообщают, сочли неразумным пытаться образумить непокорных «боев»: «что-то произошло с этими бедняками» после 1905 г.

Крейсеры азиатской эскадры его величества элегантно подошли, чтобы встать на якорь в заливе. На их салют нестройно ответили орудия китайского форта. Собравшиеся у флагштока и обращенные лицом к длинному отлогому морскому берегу юноши из школы подняли свои головные уборы и приветствовали (эта английская школа находилась далеко к востоку от Оксфорда). Четвертый класс продекламировал стихотворение Редьярда Киплинга «Отпустительная молитва».

Вскоре шлюпки направились к берегу. Офицеры в фланелевой одежде с битами поднялись по ступеням каменного пирса и сели в двуколки поджидавших рикш. На крикетном поле ждала школьная команда. В то время как продолжалась игра, дамы сеттльмента в тени сикоморов угощали ранним ужином с чаем представителей иностранной колонии, офицеров эскадры и служащих городского суда. Произошел обмен вежливыми комплиментами.

Школьники следили за игрой со скамеек у кромки поля. По другую сторону стены европейского квартала проходившие китайцы останавливались, чтобы безучастно посмотреть на игру. («Однажды мы спросили одного из них, что он думает о крикете. Он удивился, почему мы не заставляем слуг играть вместо нас. Разве это не китаец, по вашему мнению?»)

Воротца были удалены на закате. Вскоре огни крейсеров отражались в воде залива. Лучи прожекторов, вспыхивая, пронизывали всю гавань, выделяя храмы на отдаленных островах… окрашивая в золотой цвет серые крыши темного китайского города. Когда они скользили по окнам школы, возгласы восхищения раздавались в школьных комнатах. Английские мальчики были полны гордости. Шепотом они говорили с сарказмом о том, что несколько американцев могли лишь предполагать, что скоро прибудет манильская эскадра с белыми корпусами кораблей, желтыми палубными сооружениями и наблюдательными мачтами.

На вечерней молитве учитель зачитал вслух из текста: «Павел же сказал: „Я гражданин небезызвестного города“ (Новый Завет. Деяния апостолов, 21: 39. — Пер.). Не забывайте, мальчики, — заключил он дрожащим голосом, — ответственности христиан по отношению к этим бедным китайцам». Последовало исполнение гимна, слова и музыка проникали через стены здания, погружаясь в тишину ночи.