– - От своих детей бог избавил, зато нам их родня подсыпает, -вздохнула Татьяна Васильевна.
– - Вот тебе, Аркаша, племянница моя, она теперь круглая сирота: пои, корми ее, одевай и обувай!..

– - Изволь радоваться!
– - равнодушно, точно про себя, сказал муж Татьяны Васильевны.
– - Ну, дай ей поесть, и пускай она сегодня переночует... А то отвечать еще за нее придется!

– - А чего ж я ей постелю-то!--воскликнула тетка.
– - У нас ведь нет ничего лишнего-то: ни белья, ни одеяла, ни наволочки чистой!

– - Я так буду спать -- на жестком, а покроюсь своим платьем, -согласилась Ольга.

– - Пусть ночует, -- указал жене дядя, Аркадий Михайлович.
– - А ты нынче не зверствуй, а то тебе Советская власть покажет!

Татьяна Васильевна сначала озадачилась, а потом пришла в озлобление:

– - Чем же это она мне покажет-то?.. Советская-то власть, она думает, что люди это ангелы-товарищи, а они возьмут нарожают тебе детей, а сами помрут, -- вот пусть она их и кормит, власть-то Советская!..

– - Прокормит, -- уверенно сказал муж тетки, жуя кашу с маслом из ложки.

– - "Прокормит!" -- передразнила Татьяна Васильевна своего мужа.
– - Кто их прокормит, если у них родители рожают без удержу! Уж я-то знаю, как трудно оборачиваться Советской власти, уж я-то ей сочувствую!..

– - Меня кормить не надо, я спать хочу, -- сказала Ольга; она села на сундук и отвернулась лицом от чашки с кашей, которая стояла на столе перед хозяином.

Муж тетки вытер свою ложку, положил ее около чашки и сказал сироте:

– - Садись доедай -- тут осталось.

Ольга села к столу и начала понемногу есть пшенную кашу, подгребая ее со дна чашки.

– - Ну вот, а говорила, что тебя кормить не надо, ты спать хочешь, -произнесла тетка и поскорее положила на сундук подушку без наволочки, чтоб девочка ложилась спать.

– - Я немножко, -- ответила Ольга; она еще раз взяла половину ложки каши, затем начисто облизала ложку и аккуратно положила ее на стол.
– Больше не буду, -- сообщила она.

– - Уже наелась?
– - добрым голосом спросила Татьяна Васильевна.

– - Нет, я расхотела, -- сказала Ольга.

– - Ну, ложись теперь спать, отдыхай, -- пригласила ее тетка на сундук.
– - А то мы свет сейчас потушим: чего зря керосину гореть!

Ольга улеглась на сундук, тихо сжалась всем телом, чтобы чувствовать себя теплее, и уснула на твердом дереве, как на мягкой постели, потому что у нее не было сейчас другого места на свете.

3

Утром дядя и тетка проснулись рано; дядя был железнодорожным машинистом и уезжал в очередную поездку на товарном поезде. Татьяна Васильевна собрала мужу сытные харчи в дорогу -- кусок сала, хлеб, стакан пшена для горячей похлебки, четыре вареных яйца, -- и машинист надел теплый пиджак и шапку, чтобы не остудить голову на ветру.

– - Так как же нам теперь жить-то?
– - шепотом спросила Татьяна Васильевна у мужа.

– - А что?
– - сказал Аркадий Михайлович.

– - Да видишь вон, -- указала тетка на Ольгу, -- лежит наше новое сокровище-то!

– - Она -- твоя родня, -- ответил ей муж, -- делай сама с нею, что хочешь, а мне чтоб покой дома был.

После ухода мужа тетка села против спящей племянницы, подперла щеку рукой, пригорюнилась и тихо зашептала:

– - Приехала, развалилась -- у дяди с тетей ведь добра много: накормят, обуют, оденут и с приданым замуж отдадут!.. Принимайте, дескать, меня в подарок, -- вот я босая, в одной юбчонке, голодная, немытая, сирота несчастная... Может, бог даст, вы скоро подохнете -- дядя с тетей, -- так я тут хозяйкой и останусь: что вы горбом да трудом добыли, я враз в оборот пущу!.. Ну уж, милая, пускай черти кромешные тебя к себе заберут, а с моего добра я и пыль тебе стирать не позволю и куском моим ты подавишься!.. Мужик целый день на работе, на ветру, на холоде, я с утра до ночи не присяду, а тут, на тебе, приехала на все готовое: любите, питайте меня... Ольга, чего ты все спишь-то?
– - вдруг громко позвала Татьяна Васильевна.
– - Ишь, уморилась, подумаешь, -- вставать давно пора! Мне из-за тебя ни за чего приниматься нельзя!..

Ольга лежала неподвижно, обратившись лицом к стене; она свернулась в маленькое тело, прижав колени почти к подбородку, сложив руки на животе и склонив голову, чтобы дышать себе на грудь и согревать ее; изношенное серое платье покрывало ее, но это платье уже было не по ней -- она из него выросла, и его хватало лишь потому, что Ольга лежала, тесно сжавшись; днем же почти до колен были обнажены худые ноги подростка и руки покрывались обшлагами рукавов только до локтей.

– - Ишь ты, разнежилась как!
– - раздражалась близ нее тетка.

– - Я не сплю, -- сказала Ольга.

– - А что ж ты лежишь тогда, мне ведь горницу убирать пора!

– - Я вас слушала, -- ответила девочка.

Тетка осерчала:

– - Ты еще путем не выросла, а уж видать, что -- ехидна!

Ольга встала и оправила на себе платье. Помолчав, Татьяна Васильевна сказала ей:

– - Пойди умойся, потом я самовар поставлю. Небось кушать хочешь!

Ольга ничего не ответила; она не знала, что нужно сейчас думать и как ей быть.

За чаем тетка дала Ольге немного черных сухарей и половину вареного яйца, а другую половину съела сама. Поев, что ей дали, Ольга собрала со скатерти еще крошки от сухарей и высыпала их себе в рот.